Текст, фото, видео: Дмитрий Грамотник
Группа Gatos — будущая звезда новосибирской сцены, о которой пока мало кто знает. Дмитрий Грамотник поговорил с музыкантами об их жизни и творчестве, побывал на их концертах и репетициях, снял фото и видео — в общем, сделал всё, чтобы вы тоже их полюбили. Услышать музыкантов живьём можно в клубе «Труба», где этой осенью они играют каждый понедельник, в 20.00.
— Почему «Gatos»? (Gatos – коты, исп.)
Саша Смагин (бас-гитара): Потому что все любят котов, коты милые, понимаете? Ну а просто назвать группу «Коты» — это уже затёрто так, избито. Там долгий, на самом деле, лексический поиск шёл…
Холли (вокал): То есть великого символизма вообще не несёт название.
Никсон (гитара): Да, у нас первый концерт должен был состояться, и нас попросили уже на афишу какое-то название дать.
— Есть ли в вашей группе лидер? Кто задаёт темп работы, кто следит за дисциплиной?
Холли: Мы все вопросы вместе решаем, и проблем с дисциплиной у нас нет, потому что в нашей группе действительно все очень ответственные люди. У некоторых есть дела, которые отнимают много и сил и времени, работа, учёба. Но, несмотря на это, все очень ответственно подходят к делу. Вот, например, организационные вопросы на себя Саша берёт.
Саша: Я стараюсь коммуникацию с внешним миром организовывать по мере своих сил и возможностей. Ну, и самое главное, что у меня есть своя [репетиционная] точка, поэтому свой аппарат, и поэтому все проблемы с выездными выступлениями, что привозить, как привозить, как это всё на концерте подключить — всё это в любом случае через меня проходит.
— А кто чем занимается помимо группы?
Серж: Учёба, работа.
Саша: У меня просто работа, я уже своё отучился.
Холли: На самом деле они все стесняются, поэтому я скажу, так как я ничем кроме этого не занимаюсь. Вот, например, Юля учится в НГАХе, она у нас дизайнер и она офигеннейше рисует. Саня у нас доктор, и ещё один у нас подрастает. Это, на самом деле, очень удобно, когда два доктора в группе.
Саша: Это, кстати, интересный элемент в этой истории. Мы впервые встретились с Сержем, он спрашивает: «Кем ты работаешь?», я: «Да так, врач, реаниматолог», а он: «Не может быть, я тоже хочу реаниматологом стать!». Он барабанщик, я басист — это очень важно, чтобы между нами было понимание, и у нас это понимание было быстро и легко достигнуто.
— Планируете ли вы серьёзную работу над продвижением группы, промо-видео, работу с лейблами и так далее?
Холли: Честно говоря, я с удовольствием пошла бы под крылышко какого-нибудь инди-лейбла адекватного. Причём дело даже не столько в огромном промоушене, который нам требуется, а в том, что можно делать записи, не вкладывая в это финансы, которых у нас нет. И вообще больше для развития, так как если это инди-лейбл, то он не будет особо диктовать условия, что тебе как делать, чтобы это лучше продалось. Я думаю, в будущем это всё возможно, и это было бы замечательно.
Саша: Лично мне, например, более интересна концертная деятельность, выступления, работа, скажем так, с залом — непосредственно живая музыка в том виде, в каком она должна быть. Почему-то я для себя не рассматриваю всерьёз вот эти вещи, которые обычно группы делают: ещё собраться не успели, ещё толком ни мастерства, ни опыта выступлений нет, а уже три фотоальбома, два промо-видео, десять тизеров — бурная деятельность в группе «Вконтакте». Это всё, конечно, интересно, но мне кажется, что превыше всего — работа на фундамент, на базу, на музыкальное развитие, на репетиции, на выступления, именно на живую работу, которая и составляет основу всего этого действия. А по мере совершенствования этого фундамента не преминет и весь остальной каркас возвестись.
Серж: У меня чуть проще. Для меня музыка — самоцель. Неважно, с залом, без зала — просто сам процесс.
Юля: Какая-то коммерческая составляющая для меня не имеет столько значения, сколько возможность донести до слушателя то, что мы хотим донести.
Никсон: На самом деле, всё по мере опыта. Ближайшие концерты пройдут, а там уже — если захотим.
Саша: Вот тут большое наше достижение, что в «Трубу» нас позвали играть каждый понедельник в октябре. Это большое достижение для коллектива, который только в феврале первую репетицию отыграл. И никакого промоушена, и никаких фотосетов, у нас даже фотографий общих, к сожалению, нет. Это большая победа, я считаю.
— Вас уже успели отнести к дрим-попу, и, хотя большинство музыкантов этот вопрос не любит, всё же, согласны ли вы с таким определением своего стиля?
Никсон (обращаясь к группе): Давайте скажем.
Все хором: Джаз, металл, весёлая!
Холли: На самом деле о жанре тоже говорить безумно сложно, учитывая, что мы сейчас играем огромное количество каверов. И, учитывая, что собрались мы в феврале. И вот мы только начинаем приходить к тому, что в окончательном варианте…
Саша: …будет называться нашим стилем.
Холли: Мы все на самом деле музыкально очень разные. Понятно, все универсальны в плане игры, но, к примеру, Саня — по фанку, Никсон у нас, понятно, — металл (все смеются). Ну, Серж более универсальный, у него то пост-рок, то джаз-рок. Юля — джазист прям до мозга костей. Я… пам-пам. Себя анализировать сложней.
Юля: Да универсальный вокалист, конечно. Мне кажется, что все универсальны, просто каждый в разной степени, с уклоном куда-то.
Холли: Каждый приносит своё что-то в музыку.
Юля: В этом и интерес — что на этой почве может родиться что-то новое абсолютно. Когда встречаются настолько разные люди, можно произвести что-то интересное.
Холли: Да, очень бы хотелось именно этого.
— Тем не менее сейчас в вашем творчестве очевидно читается влияние американской музыки, начиная от ду-уопа, раннего рок-н-ролла и Дженис Джоплин, вплоть до Ланы Дель Рэй, которая сама по себе и есть отсылка к американской культуре пятидесятых. Замечаете ли вы это в себе и чьё влияние на свой звук признаете? Вот взять, например, песню Fake Diamonds, да и предыдущие записи — они выдержаны в стилистике, которая прямо отсылает к раннему рок-н-роллу.
Холли: Да, в этом плане есть у нас что-то от ретро.
Саша: Ну, вот как я рассматриваю всё это для себя. У нас получается отсылочка к исконному понятию рок-музыки. Для того чтобы её играть и адекватно передавать, нужно быть по сути, грубо говоря, чернокожим рабом, который поёт блюз на плантации, или подростком, живущим где-то там в трущобах Манчестера и вкладывающим свою душевную неустроенность в перегруженный гитарный звук. Получается, что мы, каждый по-своему, пытаемся сублимировать в эту музыку. Жизнь же такая сложная штука и временами тяжёлая бывает, но это то место, где мы можем быть абсолютно равноправными, это наш такой вот островочек счастья в этом мире неустройств и жизненных трудностей. В этом отношении и интересен этот стиль. Такой глубокий блюзовый вокал ещё с тех времен в сочетании с новыми гитарами и какими-то влияниями джаза и прочих модерновых, скажем так, направлений. Это позволяет сохранить ту изначальную суть рок-музыки и привнести в неё что-то новое, какую-то свежую струю.
— Эта отсылка — намеренная или у вас так просто получается?
Саша: В той музыке очень легко найти вот эту струнку, которая, собственно-то, и трогает. Поэтому, конечно, очень приятно её найти, потрогать и попытаться её разложить самостоятельно. То есть да, скорей всего, это намеренно.
— А не наблюдаете ли вы некое противоречие между звучанием, тем образом, который вы используете, и окружающей действительностью?
Юля: Мне кажется, это вне времени.
Холли: Здесь дело не столько во времени, сколько в ментальности другой и истории другой страны. Ощущаю ли я себя иногда в некотором смысле чужеродным элементом? Да. В нехорошем смысле. Тяжело.
Саша: Тут ещё интересно что? Отсылка-то идёт не на эпоху, а на, скажем, воображение. В древнеиндийской философии было такое представление о природе звука: звук не может быть просто так, независимо от того, как он воспринимается и как воспроизводится, звук — это мостик или дорожка, которая соединяет нас с нашим воображаемым миром. В те музыкальные эпохи было очень актуально прокладывать мостик в воображаемый мир, потому что людям объективно тяжело жилось, нужно было какую-то вот эту свободу найти. Ну а сейчас людям тоже тяжело живётся, кризис, все дела, рыночная экономика, капитализм процветает. Людям хочется какой-то искренности, доброты, какого-то выдуманного мира, в котором всем тепло, хорошо и приятно. Его очень легко можно найти именно в качественной, хорошо исполненной музыке. Поэтому отсылка идёт не на конкретную эпоху, а на определённый тип мышления, восприятие мира, мироощущение. Ну, оно, конечно, будет адаптировано под наши сегодняшние реалии. Но это не двойственность, а эволюция.
— Интересно гитариста послушать в этом вопросе.
Никсон: Честно говоря, я вообще такими вопросами не задаюсь. Я магию ловлю: когда собираются разные люди с разными музыкальными интересами и разными вкусами и в какой-то один поток вливаются, и делают это хорошо и честно. Вот и всё.
Холли: Лучше не скажешь.
Серж: Серьёзно.
— Почему ваши песни на английском языке?
Холли: Я на русском петь не умею. Просто я всегда пела ту музыку, которую слушала, на которой выросла.
— А что это за музыка?
Холли: Очень много госпела, очень много.
Юля: Странно было бы, если бы к этой музыке мы писали тексты на русском. Просто не ложится. Если это будет звучать на каком-то другом языке, это уже будет совсем другая история, другое сочетание в целом.
Холли: На самом деле тут два технических момента. Первое: чисто фонетически английский язык более обтекаем. А второе — если мы хотим донести какую-то идею до большего количества людей, логично выбрать наиболее универсальный для всего мира язык. Я знаю, это распространенный ответ на такой вопрос. Сорри за такое клише.
— А вас не смущает, что многие слушатели не понимают ваших текстов?
Холли: На самом деле это большая проблема именно в русской музыке: очень многое основано на количестве информации и чуть ли не целой истории в песнях. Хотя, по сути, текст — это передача образа. Я встречала очень не много русских текстов, построенных именно на подаче образа, а не информации как таковой. В музыке это на самом деле очень важно, потому что голос — это ещё один инструмент. И образность расширяет границы, что невозможно, когда ты просто передаёшь информацию.
— О чём вы поёте?
Холли: Если обобщить… Большое место занимает природа. Природа как отображение внутреннего мира — прям в лучших традициях урока литературы. Об одиночестве очень много. О боли. Ну и, конечно же, вроде бы как о любви. Но главный вопрос — зачем мы вообще всё это делаем, что происходит в мире, заберите меня отсюда. О смерти много, очень много о смерти. Вот точно, это обобщающая тема.
— Как вы оцениваете состояние сибирской сцены сейчас?
Никсон: Я, например, не знаю ничего об этом, особо не интересуюсь.
Саша: Ну вот отличные товарищи «Сруб» есть в Новосибирске. Вот прям хорошую музыку делают чуваки. Но трагедия в том, что их немного, а очень много групп, которые я не знаю для чего вообще собираются. Таких большинство.
Серж: Это большинство, ладно, пускай будет — главное, что есть единицы, которые вкусные.
Саша: Ну да, вкусные ребята, интересные, которые действительно стараются, что-то интересное делают, есть такие. Но есть большая часть, которая неинтересна.
Серж: Пока есть эта меньшая часть, всё хорошо.
Саша: Вот так мы и можем оценить состояние сибирской сцены.
— Каким вы видите идеальное будущее для своей группы?
Холли: Музыкальная реализация каждого из нас, в отдельности и в целом.
Саша: Идеальное будущее — играть дальше и не распасться. Изменить мир, повернуть ход истории в другое русло. Вот идеальное будущее нашей группы. Иначе зачем заморачиваться?
