«Тангейзер», акт четвёртый, Сибирь-2015

Фото: Виктор Дмитриев

Наталья Ласкина
филолог, преподаватель зарубежной литературы

Когда в прошлом году в Новосибирске стали отменять рок-концерты по требованиям некой небольшой группы агрессивных людей с якобы религиозными мотивами, мне казалось, что ещё долго эта игра будет вестись на поле субкультур и современного искусства и в рамках хулиганских выходок. Реальность опередила ожидания: не прошло и года, как дело дошло до оперного театра и до суда.

Я не вижу смысла обращаться к людям, которые стоят за заявлением в прокуратуру. Мотивы их мне не вполне понятны, представителями всех православных христиан Новосибирска я их признавать отказываюсь, но они явно намерены решать свои задачи, не вступая в нормальный диалог.

Мне хотелось бы обратиться к жителям города, которые не принадлежат к этой группе. Мы должны сейчас, именно в этот момент остановиться и разобраться, что происходит, как мы это понимаем, что мы должны делать. Открытое дело и предстоящий суд переводят сюжет в плоскость, касающуюся нас всех. Театр государственный, прокуратура — это не частная охранная фирма, вопрос решается не на уровне драки у ночного клуба.

Понимаю, что этого нельзя требовать от людей, для которых художественная культура — важная сфера, но всё же сфера свободного, а не рабочего времени. Совсем другое дело — люди, в профессиональные обязанности которых входит обсуждение произведений искусства, которых этому специально обучали, которые защищали диссертации и читали лекции. Дорогие коллеги — искусствоведы, музыковеды, литературоведы и те из культурологов и культурных антропологов, кто работает с искусством, — если мы в таких ситуациях молчим, то грош цена нашим диссертациям и мы не имеем морального права ничего никому преподавать.

До сих пор мне сложно было что-то, кроме общих мест, говорить в связи с выставкой «Родина» или группой Behemoth. «Тангейзер» — совсем другое дело. Я не музыковед (и музыковеды в городе есть), но моя специализация как литературоведа прямо связана с той частью истории европейской культуры, в которой Вагнер занял огромное место, поэтому я на эту тему много читала, говорила в собственных лекциях и кое-что писала в научных работах. Специфика вагнеровского наследия такова, что даже просто на осмысленное знакомство с ним нужны годы, у меня такой опыт есть. (Думаю, в городе есть люди и с опытом побольше, и надеюсь, что все они найдут время высказаться.) Естественно, я была и на премьере «Тангейзера» в НГАТОиБ. Всё это я сообщаю, потому что на этот раз пишу не как колумнист журнала, а как эксперт. Услышат моё мнение или нет, я уверена, что по критериям, принятым в российской практике, его следует считать экспертным.

Предлагаю разобраться в двух сторонах вопроса, которые в дискуссиях всё время неразумно смешивают: претензии теперь уже официальных обвинителей и проблемы критического обсуждения искусства.

Сторона юридическая

Театр в лице режиссёра и директора, по версии прокуратуры, осквернили «предмет религиозного почитания в христианстве — Евангельский образ Иисуса Христа».

Основание — видимо, тот факт, что в спектакле Тимофея Кулябина на сцене появляется «актёр, играющий роль Иисуса» в фильме, который снимает герой-кинорежиссёр. В этом вымышленном фильме Иисус встречается с римской богиней Венерой, поддаётся искушению, потом от него отказывается. В либретто Вагнера всё это происходит не с Иисусом, а с рыцарем, поэтом (и христианином) Тангейзером. Давайте уже на этом месте перестанем делать вид, что прокуратура защищает вагнеровский оригинал. Претензия однозначно сформулирована так, что её можно применить абсолютно к любому художественному произведению, в котором Христос появляется как действующее лицо, поскольку такое появление всегда будет авторской интерпретацией, отклоняющейся от евангельского текста, а любое отклонение кто-то сочтёт осквернением. (Если у вас высшее гуманитарное образование, но вы не понимаете, почему так будет всегда, сожгите, пожалуйста, свой диплом и не позорьте науку.) Если действовать логически, то следующими на скамье подсудимых должны оказаться все школьные учителя литературы, потому что в программу входят роман «Мастер и Маргарита» и поэма «Двенадцать», а в программу внеклассного чтения иногда попадают «Братья Карамазовы», айтматовская «Плаха» и даже рассказ Леонида Андреева «Иуда Искариот». Нет никаких рациональных оснований полагать, что версии образа Иисуса в этих классических текстах нельзя посчитать оскорбительными.

Но особенно интересна интерпретация закона. В статье административного кодекса упоминается «умышленное публичное осквернение религиозной или богослужебной литературы, предметов религиозного почитания, знаков или эмблем мировоззренческой символики и атрибутики либо их порча или уничтожение». Последние два слова ясно говорят о том, что под «предметами» в статье понимаются материальные предметы, которые можно испортить или уничтожить. Прокуратура же фактически заявила, что можно испортить или уничтожить не физическое изображение, а сам образ Иисуса Христа, который в сознании верующих создают священные тексты.

Если же статью применят всё же в прямом смысле, то прокуратура, получается, требует судебным решением регулировать, какие материальные предметы, связанные с религией, можно и нельзя показывать на сцене. Здесь споры о режиссуре ни к чему, проблематичным будет само исходное произведение. Например, в оригинальном либретто «Тангейзера» сразу после сцены в гроте Венеры герой видит паломников и «образ Божьей Матери», то есть религиозная символика в театре появляться должна и по авторской версии, причём в очень сомнительном контексте, так как во втором акте выясняется, что Тангейзер и после этого явления вовсе не отказался от своего «падения» в язычество. (Вообще, Вагнер в роли объекта заботы со стороны будто бы православия выглядит, мягко говоря, странно.)

Итак, районный суд в городе Новосибирске вознамерился решить вопрос о том, можно ли официально наказывать любую художественную интерпретацию христианской тематики, которая кого-то заденет или обидит. На этот вопрос у всех, кто имеет отношение к художественной культуре, создает он её, изучает или просто любит, ответ может быть только один, отрицательный.

Сторона эстетическая

С недоумением смотрю, как образованные люди в очередной раз попадаются в эту элементарную ловушку: а вдруг спектакль плохой, зачем же его защищать? А надо ли поддерживать и так успешного режиссёра, который всё равно от скандала только выиграет? С трудом, честно говоря, воздерживаюсь от вопросов, да не сошли ли уважаемые ценители высокого искусства с ума, если их не смущает перспектива, что кто-то за их частную оценку произведения и исполнения пойдёт платить реальный штраф, и почему они уверены, что их самих никто так же сурово не оценит.

Говоря коротко, у меня сложилось впечатление, что неплохой режиссёр плохо понимает, зачем и что он ставит: технически спектакль реализован лучше многих других на нашей сцене, но по глубине и связности прочтения проигрывает даже достаточно среднему «Фаусту» И. Селина. Я думаю, что два наиболее оригинальных решения — пресловутый фильм об Иисусе и Венере и превращение Елизаветы в мать Тангейзера — совершенно не работают, не потому что они оригинальны, а потому что в результате многие сцены теряют содержание. Мне также мучительно было слушать увертюру и почти весь первый акт, потому что музыкальная ткань была грубо разорвана именно там, где вагнеровская традиция требует абсолютного единства. Если упоминать религиозную повестку, то, на мой взгляд, постановка её не заостряет, а наоборот, слишком резко снимает: если самого Тангейзера нет в гроте Венеры, ни его тело, ни его голос не вовлечены в момент падения буквально, то мне сложно понять, чем обусловлены мучения и раскаяние, чем мотивирована смерть Елизаветы. И я, в общем, много чего могла бы ещё не очень лестного сказать…

А теперь подумайте, можно ли все эти волнующие меня, то есть целевую аудиторию любой постановки Вагнера, вопросы обсуждать в атмосфере, когда режиссёру и всему театру угрожает судебное преследование, штрафы, и уже пошли разговоры об уголовной статье? О какой серьёзной критике вообще может идти речь, если любое критическое высказывание могут превратить в донос? Какое развитие культуры возможно, если вся культурная жизнь сводится к судам? Как мы допустили, что даже поговорить о спектакле теперь вслух нельзя, не ввязываясь в чужую, глупую войну?

Поэтому буду неустанно повторять своим коллегам и товарищам по интересам одно. Перестаньте себе врать и льстить. Никому на стороне обвинения наши познания и наши оценки не нужны.

Да, мнение вторых имеет право на существование и выражение, но пока у них ещё нет права делать это мнение законом для всех, это предмет борьбы. Если вы хотите продолжать жить в городе с живой культурой, вам придётся в неё вступить.

Обвинители не скрывают, что даже не видели спектакль! Думаю, что в самый большой театр города они вообще не заглядывают. Иначе не проигнорировали бы два исполнявшихся в нём произведения, в которых совсем не канонически использовали не просто христианские темы, а элементы богослужения — «Мессу» Бернстайна и «Военный реквием» Бриттена. Или заметили бы, что в одной из самых популярных опер местного репертуара, «Тоске» Пуччини, по либретто церковь — всего лишь место для свиданий. Поэтому, увы, бесполезно советовать им знакомиться заранее с комментариями к постановкам и не ходить на то, что им не нравится — да никуда они не ходят, они получают удовольствие не от красоты, а от возможности диктовать другим свою волю.

Оперный театр в Сибири — это чудо. Вагнер в Новосибирске — это фантастика. «Тангейзер», одна из самых трудных опер в мировом репертуаре, здесь, да неважно как поставленная, просто сыгранная и спетая от начала до конца, с билетами за 15–20 долларов — это подарок, которого мы не заслужили, если позволяем так с ним обращаться. Мы будто всё ещё не верим, что всего этого запросто может не быть, как всё не поверим, что больше нет советской школы и бесплатной медицины. Люди до сих пор не хотят видеть, что всё нужное, важное и приятное, что когда-то им обеспечивало государство, теперь сохраняется только благодаря чудовищным усилиям энтузиастов, которых поддерживают всё меньше и меньше.

Пока театр сигнализирует, что готов бороться, и это уже невероятно на фоне потока новостей о том, как по одному свистку, безо всяких прокуратур, отменяются спектакли, лекции, кинопоказы. Появился шанс переломить ситуацию в городе — но для этого новосибирцев, которым театр нужен, должно быть видно и слышно.