Максим Нерода: «Мне не нужна ни система, ни маргиналы»

Новосибирский художник, один из основателей арт-группы CAT (Contemporary Art Terrorism) и авторов Монстрации — Максим Нерода — вот уже несколько лет живет в Германии. Там у него есть семья, возможность работать, отсутствие проблем с милицией и, кажется, вспоминать бурный расцвет новосибирского совриска ему не очень интересно. Но все же чертовски любопытно, что он думает обо всем этом сегодня. Мы встречаемся в Берлине. В районе Нойкёльн, где сейчас живет Макс, по его собственным словам, всего две достопримечательности на одной маленькой площади: пожарная станция и бар Laika. Мы оседаем в Laika.

— Вообще-то я хотела взять у тебя интервью. Если получится.

— Интервью получаются после двух кружек пива (усмехается). А зачем?

— Ну, ты из Новосибирска, был там известной личностью, потом уехал…

— Я уехал из Новосибирска не потому, что хотел уехать. Мне и там было хорошо, а сюда я поехал учиться. Но возникли личные обстоятельства, и я остался. Не потому что здесь лучше, просто больше некуда было податься.

Макс уехал в 2005-м и за 6 лет совсем не изменился. Немногословный, придирчивый, насмешливый. Даже бейсболка, кажется, та же. Спросила про Монстрацию.

— В Новосибирске сейчас мало кто помнит CAT, зато все знают Артёма Лоскутова — автора Монстрации…

— Ну, у Монстрации, конечно, не было одного автора. Просто люди разговаривают-разговаривают, в аське или так, и по ходу что-то придумывают. И потом нельзя точно сказать, кому первому пришла в голову эта идея. Монстрацию мы придумали втроем — Катя Дробышева (еще одна участница группы, сейчас живет в Мексике), я и Артём. Но если говорят, что Артём придумал, пусть говорят. Какая разница?

— После того как Монстрацию впервые легализовали, ты говорил, что нужно заканчивать.

— Ничего я такого не говорил.

— Как не говорил? Ты же писал, что это уже не соответствует первоначальной идее.

— А, ну да. Не соответствует. Но я и сам-то на нее не ходил. Я был, по-моему, только на первой. Потом дела какие-то были, потом я уехал. Если бы не уехал, я бы просто сказал: «Ок, ребята, делайте без меня, мне это больше не интересно». Я был против легализации, но, с другой стороны, можно сказать, что это хорошо. Кому-то пришлось считаться с тем, что Монстрация есть.

«Участник Монстрации, решая идти на нее, делает свой выбор сам, и это важно. А как искусство это никого не интересует.»

— А как ты относишься к тому, что Артём получил премию «Инновация»?

— Да, это то же самое. Мол, система идет на уступки. Не было бы премии — никто бы о ней и не подумал. А так дали. Ну, хорошо, что дали. Вообще, как сказал один повзрослевший активист в Берлине: «Общество делает свой выбор». То есть, участник Монстрации, решая идти на нее, делает свой выбор сам, и это важно. А как искусство это никого не интересует.

Уже ночь. Выбираемся на улицу, потому что в баре становится душно — в нойкёльнских кабаках не соблюдают закон о запрете курения в общественных местах. Макс рассказывает историю о том, как они с Лоскутовым случайно порвали российский флаг на арт-форуме в Клязьме, а потом его зашивали, чтобы успокоить милицию и куратора. Потом неожиданно возвращается к Монстрации.

— Знаешь, что мне понравилось. Вот когда мы собрались проводить первую Монстрацию, с нами вместе хотели идти нацболы. Ко мне пришел Костя Ерёменко. Я на него посмотрел, ну, национал-социалист, о чем разговаривать? А он спросил, можно ли им принять участие как партии. Они даже знамя придумали это со смайлом. Я ему объясняю: «Это такая акция, что вас просто не поймут там. Я вам не могу разрешить или не разрешить, какие вообще знамена?». Потом он еще ходил-ходил, общался с нами, а потом вдруг перестал быть нацболом. Я не знаю, можно ли сказать, что его Монстрация изменила. Если бы я сейчас встретил его, я бы спросил. Но мне кажется, что это одно из достижений Монстрации.

Несколько парней, которых я в темноте принимаю за скинхедов, приходят на площадь, садятся на лавочки. Вокруг них весело носится огромная овчарка. «Скинхеды» ведут себя тихо, и я почему-то вспоминаю, как накануне еще один русский берлинец рассказывал, что в этом городе новости пестрят сообщениями типа «агрессивные пацифисты напали на группу мирных националистов».

«Здесь так много этого искусства, что я думаю: пусть это искусство идет к черту. Если бы его было в десять раз меньше — оно было бы лучше.»

— А здесь ты занимаешься искусством?

— Нет. Здесь я дизайнер — делаю сайты. Вот недавно мультик сделал, там даже про Новосибирск есть. А вообще здесь так много этого искусства, что я думаю: пусть это искусство идет к черту (смеется, но как-то не весело). Если бы его было в десять раз меньше — оно было бы лучше. Когда границ искусства нет, оно исчезает. Я это когда-то решил для себя, и, может, что-то уже изменилось, а я не замечаю. В общем, я не в теме. Но то, что я сформулировал для себя, подтверждается снова и снова. Вообще искусство в Германии строго иерархично, и ниши заняты все до одной. Войти сюда невозможно уже давно, а сейчас еще сложнее. Если ты будешь делать монстрации — маргиналы будут считать тебя художником, а система игнорировать. Мне не нужна ни система, ни маргиналы.

— А с русскими здесь ты общаешься?

— Тут русских много, но зачем они нужны? В Нойкёльне вот турки живут. Пока Авдей Тер-Оганян здесь жил, у него тусовались русские. Я сходил, посмотрел и подумал, что мне там делать нечего. У меня никогда особо друзей не было, поэтому я не скучаю. Была пара человек, интересно, что они сейчас делают, но я не знаю, где они.

— Кстати, завтра марш в защиту Тахелеса, это тебе тоже неинтересно?

— Тахелес — это для туристов. Люди, которые всерьез думают об искусстве, не видят этого. И не надо. На что там смотреть?

Вспоминаю пятиэтажный дом, исписанный граффити, с огромным двором, с въевшимся в кирпичи запахом марихуаны: Тахелес — огромный художнический сквот в получасе ходьбы от Александрплатц. Там, в длинных коридорах и многочисленных студиях, создают и тут же продают свое искусство берлинские творческие маргиналы. Галереи, закутки с креслами и ворохом книг (почему-то на испанском), зал, где проходят концерты, ленивые растаманы с воистину арбатскими ценами на браслеты, сделанными из гнутых вилок, копилки для пожертвований, политические листовки, таблички с просьбой не фотографировать и туристы с фотоаппаратами. Завтра — это 9 июля — должна состояться масштабная акция протеста тахелесского комьюнити против крупного банка, которому принадлежит территория и здание сквота. Банку понадобилась земля и, вероятнее всего, художникам очень скоро придется собрать свои пожитки и освободить помещение. Но как бы ни сложилась история Тахелеса, в России такого пиршества неформальной культуры никогда не увидишь. А здесь ему пора умирать — оно стало слишком попсовым и буржуазным.

«В Новосибирске ты художник, в Берлине — никто. Но в этом нет ничего страшного.»

— В России все проще, — продолжает Макс вопреки моим мыслям. — Контекст очень мелкий, и там проще что-то сделать. Сейчас он вроде стал глубже, но в Москве искусство коммерциализовалось, а в регионах растет очень медленно. Есть такая поговорка, забыл, как она по-русски звучит. В общем, что лучше быть королем на болоте, чем кем-то там где-то там. В Новосибирске ты художник, в Берлине — никто. Но в этом нет ничего страшного. Здесь ты становишься просто человеком, ну, и хорошо (смеется). А искусством пусть в Новосибирске занимаются.

Текст: Елена Макеенко
Фото: Из архива Макса Нероды