Рефлексия горожан о городе
Текст: Анна Груздева
Фото: Лена Франц
Карта: Катя Шестакова
Кажется, что Омск — не реальный город, а интернет-мем. «Не пытайтесь покинуть Омск», «Омская птица» — это уже даже неловко вспоминать, это будто что-то само собой разумеющееся. Но штука в том, что Омск — реален, птицы там самые обычные, а молодые люди всё чаще стремятся покинуть город. Мы решили не писать про памятники архитектуры и туристический потенциал города, который огромен, а поговорить с молодыми горожанами. О том, откуда берётся омская депрессия, как у них получается или не очень получается реализовывать собственные проекты и инициативы, и что они вообще думают про город, городское сообщество и взаимодействие с властью.
Важно сказать: разговор про омскую депрессию мы задумали не ради самого разговора и не потому, что Омск не заслуживает другого взгляда (мы честно изучали город с местным краеведом и архитектором). Этот разговор актуален сейчас не только для Омска, но и для других городов Сибири, да и России в целом.
«Пока мы не попробовали, уезжать нечестно»
Кто: Павел Акимов, журналист
Что делает: Общественное движение «Омск — город для людей!»
Вся депрессивность Омска создана искусственно, её здесь просто чуть больше по сравнению с Вологдой или Кызылом. В медиасреде, особенно в местных новостях и твиттере, давно сложились все эти байки про омичей-наркоманов, поэтому у нас создаётся впечатление, что в Омске по сравнению с другими городами совсем что-то ужасное творится. На самом деле, мне кажется, мы находимся на том же дне, что и большинство российских городов, за исключением столиц, Екатеринбурга, Новосибирска и некоторых других.
Но с депрессией надо что-то делать, я не хочу тратить свою жизнь на всю эту разруху, и в этом я на самом деле не отличаюсь от большинства образованных горожан. Конечно, я подумывал отсюда уехать… Несмотря на то, что омичи ругают Омск и говорят, мол, здесь тухло, надо уезжать, по-настоящему никто здесь не пробовал что-то изменить. Всё скатывается к потугам в узких областях. И люди думают: «Нет, ничего не получается, давайте лучше уедем отсюда». Я поставил себе цель, что надо хотя бы попытаться что-то поменять, запустить городские движухи.
А пока мы не попробовали, уезжать нечестно. Не то чтобы я прикипел душой к Омску, но я всё-таки здесь родился и прожил 24 года. К тому же, вязкая среда — среда, у которой есть сопротивление, мотивирует ещё больше. Мне кажется, если у тебя получится отработать свои идеи и навыки в Омске, у тебя получится везде.
Моя рефлексия про город началась, когда я стал слушать «Эхо Москвы», стал таким оппозиционным чуваком, начал ходить на местечковые митинги, дошёл до того, что в 2012-м мы решили сделать проект «Гражданин мэр» и двигать в мэры Илью Варламова. Я понял, что не нужно прикладывать сверхусилий, чтобы что-то растормошить. Я отрефексировал всё это, заинтересовался урбанистикой, стал книжки почитывать. Пост-Варламовский год был ватный: вроде как с выборами не получилось, но вроде мы создали новое сообщество людей. Была фрустрация. А с 2013-го мы стали активнее включаться в городские движухи, поняли, что мы упустили кучу времени.
Была история с пустырём возле метромоста. Мэр и чиновники решили сделать возле него общественное пространство и захотели, чтобы подключилась общественность. Мы с архитектором Ефимом Фрейдиным сделали аналитику всей этой пешеходно-речной и общественно-пространственной инфраструктуры в городе, опросили экспертов и горожан. Получилась мощная аналитическая работа, которая могла стать предпроектной штукой и перерасти в техзадание, а затем в полноценный проект. Мы всё распечатали на красивой бумаге, торжественно вручили губернатору, отослали мэру, в департамент архитектуры… В итоге нам пришла записка: спасибо за ваше мнение, здорово, классно, хорошо поработали, ребята. И сравняли весь ландшафт, всё вырубили и тупо закатали под прямым углом асфальтовую дорогу, по которой сейчас ездят машины, несмотря на то, что она пешеходная. Когда мы ходили на пикеты, нам говорили, что мы неконструктивные, надо не просто высказывать недовольства, а предлагать. Настраиваться позитивно, ребята. То, что мы сделали — позитивнее и конструктивнее некуда. У нас власти и за несколько месяцев не делают такое, что мы сделали за 5 дней. Не то чтобы мы загрустили… У нас ведь есть и своя какая-то работа, а все эти городские инициативы — хобби.
Была история и с улицей Валиханова, где я живу. Её захотели сделать таким омским Арбатом. С одной стороны, улица Валиханова всегда была местом сбора эмо, готов, там все бухали «Ягу», там не было лавочек, и там были ужасы (хотя для кого-то это, наверное, приятные воспоминания). Но когда начались работы, стало понятно, что всё печально: проект никто не видел, общественных слушаний не будет и что будет с улицей — непонятно. Буквально у меня под окнами стали делать совершеннейшую хрень, и я начал возмущаться: пытался собрать жителей окрестных домов и вступить единым фронтом, потому что в том числе планировали врубить зелень (и вырубили в итоге). Мы впряглись за деревья, за улицу, стояли за полноценные общественные слушания, чтобы не было такого, что да-да, мы вас послушали и сделали по-своему. Тема раскачалась, в СМИ начали появляться статьи, но в итоге все проигнорировали всех. Когда всё уже было разрыто, меняли коммуникации, начался самый цирк: губернатор сказал, что теперь готов слушать наше мнение. Опыт с улицей Валиханова был в целом негативный, но получилось отработать процедуры взаимодействия с обычными людьми: сделать листовки, разнести их, скоординироваться.
Поэтому нам захотелось сконструировать образец, который покажет, как нужно работать с горожанами. В мае у нас был символический старт нового проекта — прогулка по улице Пушкина. Получился занятный формат недоэкспедиции, который ещё нужно развить, но по сути это экспедиция в свой город. Мы хотим заняться благоустройством этой улицы, начиная от событий, пополнения её активностями, наладить взаимодействие разных сообществ (от бизнеса, который там находится, до жителей аварийных домов), консолидировать жителей одной улицы, которых вообще не существует как сообщества. И это всё может вылиться в проект. Мы хотим стать площадкой удержания смыслов и концептуальных решений, консолидировать городское сообщество в целом. Ведь одна из проблем Омска в том, что нет единой команды городских активистов, каждый делает свой маленький проект.
Экологичный (где деревья несут не только эстетическую функцию), город, где удобно перемещаться пешком, с нормально функционирующими общественными пространствами, хорошо развитым общественным транспортом. Мы хотим, чтобы всё это было слажено и структурно сделано, чтобы это не были выборочные, выхваченные вне контекста решения — чтобы это было принято на уровне генплана.
«Омичи не воспринимают город как свой дом»
Кто: Роман Ковалёв, журналист, организатор проектов
Что делает: Городской пикник, Омские зимние игры, Горки, Городской каток.
Все помнят гражданскую активность 2012-го. Мы, например, с Татьяной, с которой делаем сейчас городской пикник, курировали проект «Гражданин наблюдатель». Нам казалось это интересным, но быстро выяснилось, что выборы горожанам нафиг не нужны. Мы были очень расстроены. Захотелось сделать что-то с результатом. Мы придумали праздник — пикник — это самая простая форма совместного участия горожан. Мы призываем людей участвовать в пикнике, скинуться на него рублём, делать свои площадки, участвовать в качестве волонтёров. К нам приходят разные люди. Иногда удивительно, что профессор университета убирает траву граблями вместе со своими студентами. Также мы заливали каток возле «Омской крепости», делали кинопоказы.
Но смысл не в том, чтобы делать конкретно пикник или конкретно каток. Смысл в том, чтобы привлечь горожан к совместной деятельности — чтобы люди понимали, что городское сообщество может придумывать свои проекты и реализовывать их независимо от каких-то дядь, тёть, власти и бизнесов. Нам бы хотелось, чтобы пикник был примером того, что можно реализовывать большие проекты, можно сделать что-то ещё более важное и существенное, глобальное, основываясь на том факте, что сделать что-то в принципе возможно. Непонятно, как человеку может быть приятно, когда ему сверху что-то дают, а он прыгает от радости. Вот эти кристаллы доброго волшебника, или День города.
Писать открытые письма «сделайте нам то, сделаете нам сё»… Очевидно ведь, что в России это не работает.
В целом мы получаем хороший отклик про пикник. Конечно, есть люди, которые не понимают нашего замысла. Для них это просто праздник. Есть и циничные люди, которые живут по принципу «в этом мире либо тебя, либо ты», нужно всё «вертеть» и прочее. Это обычное общество. Это нормально. У меня есть версия, почему некоторые люди не поддерживают различные проекты. Есть такая вещь как социальная зависть. Когда всё одинаково плохо, человека всё устраивает. Ужасное общество, ужасный город, где достаточно просто не расчленять животных и поэтому быть не хуже других. Но когда в городе появляется много нормальных людей, ты становишься не такой уж крутой, тебе нужно двигаться. Когда зарождаются проекты, люди говорят: не надо этого, и так хорошо жили! Они хотят, чтобы у тебя ничего не получилось, чтобы ещё раз доказать, что в городе ничего нельзя сделать и чтобы ты успокоился. Ты просто хороший человек, этого достаточно, можно с чистой совестью жаловаться на судьбу. Так называемые «хипстеры» — самый ужасный слой людей. Вроде примоднённые такие, но это последние люди, которые будут что-то делать. Большинство из них «условно кастрированы». Про это нужно проводить психологические исследования.
У меня есть вирус депрессии, да, он никак не может пройти мимо. Потому что всё ужасно, посмотрите кругом. Какие-то пыльные бури…Что это за город? Всё очень и очень печально. Так думают многие. С точки зрения психологии этому есть объяснение.
Тлен и безысходность — два слогана Омска. Это стало вроде как фишкой, брендом. И это не рождено из ниоткуда, а основывается на фундаментальных ценностях города и горожан. Омск — хорошее место, чтобы умереть. Я понимаю, что человек, который прочитает это, подумает: «Твою мать, что ты несёшь?». Но это как честно признаться, что у тебя отец — алкоголик, а мать — проститутка. Люди во многом сами делают город таким. У нас человек может остановиться на машине у тротуара, поставить пустую бутылку из-под пива и уехать. Я как-то ехал с таксистом, он сказал: «Вот у нас в Омске вообще мусор везде, я выкидываю — я не задумываюсь, потому что всем плевать. А в Казань приехал и попробовал выбросить, меня догнали, остановили и сказали: ты чего делаешь? Мне так стало совестно». У меня ощущение, что омичи не воспринимают город как свой дом. Это как временное место пребывания, где человек мечтает о лучшей жизни в другом городе. И эта мечта свалить тоже губительно влияет. Ведь пока ты не уезжаешь до своих 35 лет, Омск — не твой дом, и тебе плевать на то, что здесь происходит. А потом вырубили все деревья, ты в очередной раз не уехал и уже думаешь: «а и хрен с ним». Тебе уже не до желания улучшить город, у тебя кредит, жена и 14-летний ребёнок, который уже начинает мечтать уехать из Омска, и ты должен работать на эту мечту.
Власть не всегда компетентна. И это нормально. Дайте людям самим реализовывать проекты, в которых вы не профессионалы. Причём власть, как мне кажется, хочет что-то сделать, но не делает. Я думаю, что причина — бюрократическая теория заговора. Представьте, что губернатор или мэр сделал бы крутой парк, основываясь на мнении людей. Люди бы подумали: «Какой хороший губернатор! А давайте и вот это проект, и вот этот сделаем». И губернатор такой: «О, здорово!», вроде и хочет сделать ещё что-нибудь, но понимает, что результаты видят в других городах и кабинетах. Если будет хороший пример того, как можно что-то сделать, люди где-нибудь в Набережных Челнах скажут: «А вот смотрите, в этом беспонтовом Омске, значит, сделали, а у нас в Набережных Челнах когда такое будет?». И чиновники начнут говорить «хорошему» губернатору: «Иваныч, осади, мы не готовы к этому, мы не для того тут сидим, чтобы работать». Да и вообще, зачем этой системе успешный, популярный политик? Это соперник и опасность. Поэтому такой «хороший» губернатор думает: «А действительно, чего это я? Сглупил, завязываю».
Откроешь кафе, сделаешь праздник, будешь проводить лекции, форум маркетологов — всё будет лучшим. Делай, что хочешь, правда, для этого тебе не дадут никаких инструментов. Весь вопрос, конечно, в финансах и менеджменте.
Если говорить о том, как я понимаю городское сообщество — это не актив города, не группа массовиков-затейников, даже не конкретные личности. Это коллективный организм, который может внутри себя генерировать те проекты и идеи, которые ему нужны. И, осознавая их нужность, поддерживать. Сложно представить, что баба Маша из отдалённого района придёт на пикник послушать лекцию об урбанизме (хотя может). Но какие-то вещи, реализованные городским сообществом для бабы Маши и для похожих социальных групп, нужны и требуют усилий. Вообще сложно говорить про городское сообщество, тема отдаёт пессимизмом. Иногда кажется, что не туда копаем. Или наш пессимизм — от максимализма… Всем хочется, чтобы были конкретные изменения здесь и сейчас, а получается слишком медленно.
«Существует культурная традиция обречённости»
Кто: Василий Мельниченко, художник, куратор
Что делает: Фестиваль современного искусства Германии, Фестиваль современной фотографии и видео-арта «Событие», Международный художественный проект «Тесно», Паблик-арт фестиваль «Пространство множественности»
Исторически проблемы Омска связаны с тем, что во время Второй мировой войны сюда вместе с инженерно-техническими работниками были эвакуированы оборонные предприятия с Украины, из Ленинграда, Москвы, поэтому подростков из деревень Омской области стали отправлять в ФЗО, быстро обучать и ставить к станку. Поэтому огромное пространство Омска занято частным сектором. Город оказался в плену деревенской культуры, которую люди с собой привезли. Но предприятиям нужны были не только рабочие, но и квалифицированные технические кадры, нужно было открывать вузы, готовить специалистов. А когда возникла интеллектуальная среда, которая сформировала в 1980-е определённый активный культурный фон, в Омске появилась качественная мейнстрим-культура, андеграунд, Летов и другие. И эта культура транслировалась на молодёжную аудиторию. Но в 1990-е годы предприятия стали закрываться. Предоставленные сами себе, люди с хорошей квалификацией, силой и энергией, особенно те, кого сформировали восьмидесятые, из города уехали. За границу, в Москву, в Петербург. И город постепенно начал пустеть, потому что та власть была занята переделом вчерашней госсобственности.
Последние 20 лет мы имели дело только с оттоком людей из региона. А когда город пустеет, он кого-то и принимает. Например, выходцев из Казахстана, из деревень. Следовательно, идёт второй поток деревенской культуры. Всё-таки ценности городской жизни, деревенской жизни — это разные мифы и системы ценностей. И для деревенской людей пик развлечений — это «Мега», торговый комплекс, где много жратвы (это условно всё, что мы потребляем). Поэтому основная линия конфликта — между представителями деревенской культуры и небольшой группой людей, которые видят город как город, а не как деревню.
Плюс есть и общий конфликт с властью, которая не удовлетворяет ни городских, ни деревенских.
Всё-таки Новосибирск, если сравнивать с Омском, это город, где находится Академгородок. Это определённый интеллектуальный потенциал, который город ощущает на себе. В Омске влияние оказывают ботинки и кошельки, люди до сих пор не могут свести вместе интеллект и среду, в которой мы существуем, им трудно. Если мы посмотрим на карту сибирского региона, то увидим, что в России города делятся на два типа. Города-локомотивы и города-спутники. Если мы берём Новосибирск, мы понимаем, что он собирает сеть городов, с ним завязаны Томск, Барнаул, Кемерово. Для них Новосибирск — стимул жить и куда-то стремиться. Переехать из Кемерова в Новосибирск — космос. В Красноярске примерно то же самое. Омск же — оборонка (что консервативно) и сельское хозяйство (что тоже консервативно). А теперь посмотрим на карту. Кто ориентирован на Омск? Тюмень, Екатеринбург? Омск стоит будто бы яйца между ног. Сам по себе. Всё, что к нему может тянуться — это только Казахстан. То есть существует культурная традиция обречённости. Я думаю, что всё отсюда, и городу пора менять ситуацию.
Для меня было очевидно, что формат паблик-арт-фестиваля позволит молодым художникам активно заявить о себе, выйти на улицу, стать частью общественного пространства. Плюс город будет откликаться на искусство. У нас регулярный паблик-арт-фестиваль есть только в Петербурге, поэтому для Омска это могло стать медийной визитной карточкой. Помогло бы элементарно изменить информационный фон (последнее время Омск генерирует идиотские новости, абсолютный бред). Первый фестиваль был «обкаткой», и я очень доволен, несмотря на то, что мы встретили бешеную волну агрессии, направленную на фестиваль, на произведения искусства. Была дикая активность в соцсетях, где люди кричали, что фестиваль — шаг к Майдану, и так далее. Но это неважно. Важно то, что сформировалось сообщество, и впервые я видел, что на площадке фестиваля собрались люди (художники, волонтёры), которым просто кайфово что-то вместе делать. Момент дружбы на фоне дела был самым важным. Да, у нас крушили и ломали объекты, воровали их (объёмные объекты, для которых, очевидно, была пригнана грузовая машина), но одновременно мы видели, как большое количество людей гуляло по городу, по карте арт-объектов, и им было всё это чрезвычайно интересно.
Я думаю, что в Омске можно развивать только событийный туризм. Половина годового бюджета Вены формируется одним фестивалем Моцарта. Мы с друзьями делали выставку итальянского художника Сильвио Канини, которого мы повезли зимой на заимку, в лес, где он от души натирался снегом. У него тут же по телефону взяло интервью какое-то итальянское издание, об этом его сибирском бытии рассказали телеканалы, и сам Сильвио, как значимая фигура, приехав на родину, стал транслировать какие-то смыслы про Сибирь и Омск. Простое действие, а запускает многие процессы. Всё, что нам нужно — дружба, событийность и экзотика, которая у нас есть на севере области.
Омску нужен центр современного искусства, чтобы, в первую очередь, привозить сюда выставки, во-вторых, чтобы была постоянная площадка для коммуникации людей друг с другом. Мы должны создавать ситуацию, когда горожанин не может уйти от контакта с искусством. Мы должны понимать, что мы находимся в ситуации конфликта, когда либо власть — нас, либо мы — их. Нам приходится биться за будущее.
Врубель и Достоевский как бренды города — чушь. Достоевский, во-первых, питерский, во-вторых, он здесь сидел, что городу чести не делает. То, что якобы с ним произошёл в Омске духовный перелом, так это не делает чести самому Достоевскому. После того, как он был прогрессивным человеком, он стал охранителем, стал писать царелюбивые заметки, в его произведениях появляются моменты, в искренность которых я верить никак не могу.
С таким же успехом можно сделать брендом города Льва Гумилёва, который строил здесь нефтекомбинат, он же сидел здесь. Нефтекомбинат имени Гумилёва… Отлично же, правда? А с Врубелем это совсем смешная история. Основная достопримечательность Омска — географическое положение. Он, как и Новосибирская область, находится на территории самого большого в мире Васюганского болота. А болото не может не транслировать свой символический смысл на жизнь людей, оно имеет связь с глубинными процессами, оно булькает, периодически выделяет метан и что-то ещё. И вот этот город, медленный, как киселёк, периодически булькает и главное — выталкивает из себя талантливых людей. Если посмотреть историю, отсюда всегда уезжали. Так вот Врубель — символ этого раннего прогноза. Если вы хотите, чтобы из вашего ребёнка получился Врубель, вы его поскорее из Омска вывезите.
Уверен, всё, о чём мы сейчас говорим — это такая игра в социальное моделирование. Нет каналов, по которым идеи могли бы перетекать в нечто, что и у чиновников по скудости научного языка мозгом зовётся. Последнюю выставку «Братва», которую я делал как куратор, даже не дали открыть. Предыдущие острые по проблематике проекты хлопали хотя бы на второй-третий день, а здесь — превентивно. Вокруг института, где расположен наш маленький музей современного искусства и дизайна, в день открытия выставили милицейские машины и группы сотрудников МВД и ФСБ. Выставка была посвящена исследованию того типажа, который сейчас орёт про Новороссию и орудует в соседней стране, несёт смерть на востоке Украины. Когда я вижу подобную реакцию на художественное высказывание (а она идёт из кабинетов областной администрации), я осознаю, что братва уже захватила всё наше пространство.
«Если ты сам ничего не делаешь, то ничего и не будет»
Кто: Илья Севастьянов, историк, организатор образовательных и творческих событий в Омске
Что делает: Образовательный проект Public Speech, который стал афишей умных событий города
Я учился на истфаке в омском университете, который носит имя Ф.М. Достоевского. В сибирском вузе я старался сделать своей специализацией древнерусскую историю правления первых русских князей, времён принятия христианства. Как можно догадаться, знаний мне не хватало, а именно — филологических. Я ходил на лекции к филологам, сдавал старослав, составил себе индивидуальную программу обучения… В итоге это сыграло против меня: я так и не закончил универ. Зато много чего узнал и понял, что получать знания — это моё.
После универа со мной много чего ещё происходило: работал в археологических экспедициях, учился на юриста и работал юристом, работал сторожем и был безработным, а также время от времени возвращался к исторической науке. И так вышло, что к 2013-му году появились идеи по организации мероприятий, мы хотели привезти Веру Полозкову. Но чтобы привезти группу или поэта, нужен опыт и деньги. У нас не было ни того, ни другого. Друзья советовали делать вечеринки в соседних с Омском сельских районах и набраться опыта там. Но это было неинтересно. В то время в столичных городах процветал редкий для Омска формат edutainment. Кроме того, что это было неформальное получение полезных знаний, которых не доставало в университете, в этом формате важно было, что сам процесс получения знаний — и есть развлечение само по себе. Пришло и понимание и того, что стоит оставить на время занятия наукой и дать слово учёным, которые гораздо компетентнее меня и могли бы, минуя долгие процедуры популяризации, открыто вещать в город с публичной кафедры. Так мы начали проводить публичные лекции.
Тогда мы не знали, что в Омске вообще происходит нечто подобное, а просто начали делать свои лекции, как сами их понимали. Но изучили и то, что было до нас. Библиотеки и музеи иногда делали лекции, но они не владели современными средствами коммуникаций, их мероприятия были редкими и немноголюдными. Свои мини-конференции начали проводить в формирующемся сообществе омских айтишников, художники и арт-тусовка проводили умные субботы. Новейшие в истории Омска большие городские события, как городской пикник и Первые омские зимние игры, имели в своей программе лекторий. Месяца полтора-два мы готовились к своим лекциям и открывали для себя город по-новому. В нём, как оказалось, что-то происходило, но редко и тихо, кроме пикника, конечно.
Мы стали первыми, кто делал много, на разные темы и регулярно. Первые полгода проводили по 2–3 мероприятия в неделю. Люди сразу к нам пошли, это было в новинку. У нас были филологи, историки, журналисты, маркетологи, фотографы, музыканты и поэт, но не Вера, а Ваня Пинженин. С самого начала мы хотели делать лекции именно с учёными, но они оказались очень инертными ребятами, не хотели выступать на публике (это до сих пор проблема). Поэтому мы расширили темы до творческих, маркетинговых, про убранистику, про литературу. Но с наукой не всё потеряно, мы нашли подходящий для нас формат и в будущем году сделаем его.
Сам я не особо тусовался и общался с кем-то в городе, поэтому до запуска Public Speech никого не знал и даже не знал, что существует омская безысходность и тлен, болото, омская птица. Мне хотелось что-то сделать по своим личным причинам.
Уже за 2014 год лекции, выставки и мастер-классы, неформатные концерты и конференции стали проводить другие люди, а мы иногда помогаем, и Public Speech становится информационными партнёром таких событий. Омский тлен опровергается хотя бы тем, что есть группы людей, которые что-то делают всё-таки в городе. Они мало знали друг о друге, а горожане о них. Теперь всё меняется.
За счёт наших лекций мы хотели пропагандировать интерес к знанию, чтобы посещать интеллектуальные мероприятия было модно и интересно. У нас появилась цель: создать интеллектуальный досуг, мероприятия, на которых люди смогли бы знакомиться. Мы его создали своими силами. И сделали не только образовательный проект, но и превратились в афишу умных событий города. Всё больше разговоров о том, что нужно что-то делать в городе, чтобы отсюда не хотелось уезжать. Я всегда думал, что если ты сам ничего не делаешь, то ничего и не будет.
И сейчас появляются люди, которые начинают тоже организовывать свои интересные события, например ребята из «Вышки» или агентства «Сами».
«Хочется воскликнуть про разруху в головах»
Кто: Ефим Фрейдин, архитектор, исследователь градостроительных конфликтов, консультант урбанистических конференций
Что делает: Участник инициативной группы и цикла дискуссий «Открытая крепость» (2013), участник авторского коллектива Концепции развития привокзальной площади в Омске (АА РИМ/2014)
У города есть генетика. Город был военный, в городе была стройка, город был лагерным, город был промышленным, плюс оборонка. Сложился определённый тип людей и определённое отношение к городу. У Омска к тому же есть закрытость, которая была особенно сильна до 1990-х годов, особенно для иностранцев (для сравнения можно взять новосибирский Академгородок, где были диссиденты и прочее, это другой тип культуры).
Плюс существует момент политических воин с городскими проектами, в том числе архитектурными. Есть фактор старения среды и её не поддержания. Парки, набережные нужно поддерживать, держать дороги в хорошем состоянии, уделять внимание освещению — нужны какие-то простые стандартные вещи, которых просто в городе нет.
Архитектура, конечно, в какой-то мере отражает культуру города, но затёртая под слоями рекламы, вывесок и граффити, она уже не оказывает значимого влияния на горожан. Какой-нибудь город Кемь или Благовещенск произвели на меня схожее впечатление. Можно было бы винить архитекторов хоть в чём-то, если бы по проектам строились дороги, появлялись тротуары, не портились бы фасады, и не было стремления к дешевизне решений, перестройке для сиюминутных нужд. Но так как всё адаптируется к культурному уровню, закрывается каким-то невероятным цветным стеклом, то вопросов к профессионалам практически нет.
Ощущение, что все привыкли к недостроенным дворам, ЖЭК-арту на детских площадках, грязи на дорогах и тротуарах. Это все жители, включая региональных чиновников и городское самоуправление, а также подрядчиков, бизнес, которые эту работу не делают на вверенной территории. Хочется воскликнуть про разруху в головах. Она происходит от отсутствия образцов качественно структурированного города, где есть пешеходные аллеи, хорошие парки, уличная торговля и чистота. Мы недавно делали опрос про требования к общественному пространству Привокзальной площади, в нём ключевым словом стало «упорядочить». Респондентам надоел хаос парковок, отсутствие пешеходных путей. Не знаю, почему нужно ждать трёхсотлетия Омска, чтобы привести в порядок фасад и тротуар своего здания, особенно если оно общественное: там же просто люди ходят и не могут пройти.
Я не знаю, откуда берётся омская депрессия. Может быть, оттуда же, откуда итальянская лень: слишком много солнца, слишком большая река, иногда жаркое лето, леса и поля. И мы не знаем (наверное) как с этим жить. Может быть, омская депрессия — это та же хандра, и нет в ней ничего специфически омского? Может быть, это настроение любого исчезающего города, или города, который думает, что он исчезает? А может, это выражение скепсиса и сепсиса доморощенных омских экспертов, которые, не видя для себя светлого будущего в тонированных машинках, не видят его и для города? Мой ответ: «Не знаю». Я не готов перекладывать собственную депрессивную рефлексию на замечательный город.