Общество «Ложная память»

Наталья Ласкина
филолог, преподаватель зарубежной литературы

Русский ноябрь провоцирует вспоминать всё, что было не с нами. В коллективной памяти сейчас всплывают все популярные исторические ассоциации разом. Мы живём одновременно в России 17-го года и 17-го века, в СССР при Сталине и при Брежневе, а также (ну да это как всегда) в Германии 1930-х. У нас всё не так, потому что мы ничего не можем забыть, и время в России ходит кругами, а в нормальных странах по линеечке. У нас всё не так, потому что мы ничего не помним и каждый раз начинаем заново, а нормальные страны прилежно учатся на ошибках предков. Оба мифа чем-то нам дороги, и попытка их оспорить всех раздражает.

Настоящие историки в эти игры играют неохотно, поэтому выходит уныло. Некому подсказать подходящие аналогии из жизни ацтеков, шумеров, Венецианской республики или Ивана III.

Сибирь ответила на запрос увлечённым возведением памятников. Места и материала в Сибири много, но царей и вождей мало, каждый увековеченный герой вызывает скандал. Борьба идёт не за прояснение памяти, а за статусы, закреплённые в камне или металле, как будто лишённые постаментов герои обречены на забвение. Когда-то давно «памятниками» называли в насмешку членов общества «Память», и ведь в самом деле патриотизм легко сводится к войне истуканов.

В ответ на омский памятник Колчаку требуют поставить памятник Сталину, контрапунктом новосибирскому Александру III — тоже Сталина, и даже идея памятника жертвам 90-х была опять про Сталина. Говорят, и забавного томского Чехова вдруг заметили блюстители — наверное, хотят взамен поставить правильного (а ещё лучше — Сталина). (Я б, страшно сказать, поставила уже отца народов куда-нибудь, голуби и снег его живо демифологизируют.)

Только трогательный академгородковец Михаил Зуев всем понравился — вот оно, решение споров! Но людям хочется величия, значит, ждём прибавления вождей.

История не повторяется, повторяются сюжеты. Неважно, как «на самом деле» было в 37-м, 33-м или 1789-м, важно, как мы это себе представляем. Люди говорят: «Это 37-й год» — и начинают потихоньку тренироваться. Кто сушить сухари, а кто писать доносы. Кто-то пишет плакат с призывом остановить 37-й год, и, как ни понятен этот крик, от него совсем не по себе. Можно требовать остановить что угодно, даже полный идиотизм, даже запущенную репрессивную машину — но не календарь. Хотели заставить сограждан опомниться и начать сопротивляться, а на деле дали им идеальное оправдание любой трусости. Если на дворе 2012-й, то вроде бы стыдно, скажем, отменять спектакли по одному свистку от имени «общественности» — а если 37-й?

«Это уже было» только отчаянные активисты понимают как «надо сделать всё, чтобы выйти из круга». Остальные повторяют те же слова себе в утешение. Раз было, значит можно пережить. Ни один геноцид не был стопроцентным. И в концлагерях выживали. И от вымерших народов остаётся что-то в музеях, иногда даже кто-то — в резервациях. Что, аналогии неуместные? Назовите уместное число жертв, подберём сравнение поадекватнее. Суть этой забавы не изменится, изменятся только наши шансы стать в выбранном сюжете насильником, жертвой или свидетелем.

Поэтому, хотя я не верю в повторы, мне теперь интересно, к какому году кто готовится, какую роль отводят себе любители сравнений в выбранном историческом ужастике.

В чём не стоит видеть угрозу, так это в откровенной ностальгии и в ролевых играх: подражание дальше всего от воскрешения. Если родился в России какой-то очередной гитлер, он не ходит на русские марши. Этот самый «новый 37-й» устроили те, кто вещал о десталинизации. И уж точно враги просвещения, науки и культуры не читают фундаменталистские манифесты, а жмут на кнопки в Госдуме.

По-настоящему страшное может быть только новым. Память нам не поможет, как не спасают старые лекарства от новых вирусов. А площади можно украшать не только статуями вождей.