Текст: Александра Блок
Фото и работы «Синих носов» из архива Вячеслава Мизина
Мало кто знает, что история «Синих носов» началась в настоящем, как бы сейчас сказали, «культурном анклаве» или «кластере» — фонде им. Юрия Кондратюка. То самое здание на Советской, 24 вмещало в себя галерею, зал для лекций, мастерские художников и являлось штабом по созданию проектов — от Лаборатории культурной журналистики и Парада идей до Фестиваля сверхкороткого фильма. В это же время, в 1999 году, прошла судьбоносная акция Shelter Beyong The Time («Убежище вне времени»), в ходе которой несколько художников заперлись на неделю в бункере в ожидании апокалиптического «миллениума» и снимали смешное видео, надев на носы синие крышки от бутылок с водой. Что было дальше, можно прочесть в «Википедии».
Вячеслав Мизин — пожалуй, наиболее «брендовый» культурный деятель Новосибирска и известный во всем мире создатель «Синих носов». С ним можно говорить о многом — о правильном выборе петард для фейерверка из штанов, Венецианской биеналле или выставках в Нью-Йорке. Но мы все знаем, что Новосибирск в отношении современного искусства становится ньюсмейкером не хуже Венеции. Про «Родину» и Пабло Пикассо в Новосибирске не знает только ленивый, Артема Лоскутова не знает разве что незрячий. Почему современное искусство стало таким актуальным и состоится ли примирение Новосибирска со своим искусством — рассказывает и показывает лидер «Синих носов».
Искусство в чистом поле
Мизин: Сразу же отвечу на твой вопрос про разницу между двухтысячными и настоящим. Раньше современное искусство было делать весело, а теперь – интересно.
Блок: Если бы всё и так понятно было, мы бы сразу закончили разговор. Но что ж такого веселого было, Слава?
— Весело было начинать современное искусство в Сибири. Что конкретно — уже не важно, а там много всего было — от «Живой воды» до арт-четвергов в музее Кондратюка. Можно было делать всё, что хочешь.
Вот, например, байка про двухтысячные. Бывший барабанщик группы Nuclear Losь Саня по прозвищу Фанат как-то раз пришел на какую-то четверговую выставку. Был такой проект — в течение года в фонде Кондратюка проходили выставки. Еженедельно, каждый четверг, 52 выставки в год. Представляешь интенсивность развития? Командовали проектом Костя Скотников и Дима Булныгин. Бюджет составлял 300 рублей на один четверг — что можно сделать на это? Но современное искусство делали тогда, как говорится, на разрыв аорты, выставлялись, как будто рвали ж…, то есть мир на британский флаг, и было достойно.
Раз на одной из выставок появляется ничего не знающий, странный Саня Фанат и задаёт, как водится, вопрос: а что мы тут делаем? Мы объясняем, что искусство тут, он как-то вдохновляется, загорается и говорит: «А можно я сейчас объект принесу?!». Убегает, что-то делает и приносит объект. И спрашивает: «А что, теперь и я — участник выставки?», «Ну да», — говорим. «И что, я участник художественного процесса?», «Точно», — отвечаем. «А откуда деньги на это?». Мы говорим, ну как, фонд Сороса. Он как-то угасает и спрашивает: «А кто это?..». «Ну, — я отвечаю, — это друг Горбачева». «А кто такой Горбачев?..». Ему пацаны что-то начинают объяснять – типа, президент, но видно, что парень неврубента и сникает. Чтобы как-то дать нам шанс, спрашивает: «А Антон Иваныч-то (Трубица, лидер Nuclear Losь — прим. Siburbia) здесь был?». Нет, не было. «И Алика не было?». Нет, не было. И он просто взял свою работу и ушел со словами «ни Сороса не знаю, ни Алика не было, и поэтому мне ваша выставка неинтересна». Вот таким было искусство тогда.
Микробные войны или интересное искусство
— Как долго продолжалась эта стадия невинного детства?
— Это стало меняться очень скоренько. Буквально два года назад, когда начал появляться Сибирский центр современного искусства.
— Так это разве скоренько? Разница в 10 лет (СЦСИ появился в 2010 — прим. Siburbia).
— Да не то что бы какие-то глобальные изменения произошли… Сейчас тоже можно делать все, что угодно. И я сейчас чувствую это так же — как говорится, дураку закон не писан. Другое дело — появилась масса соратников, появилась армия современных художников, а, как известно нам из истории, против армии всегда появляется контр-армия. Если у тебя есть сила, и тебе есть, что сказать, всегда появляется сопротивление. Про армию громко сказано, наверное… Сообщество.
И это интересно. Эти процессы, происходящие сначала на микробиологическом уровне, потом переходящие на общественные… Когда открывался Центр современного искусства, это было вообще никому не интересно, кроме самих деятелей искусства Сибири. А тут «ботва» поняла, что это имеет серьезный вес, и не только художественный, но и общественный. И тут же появляются персонажи, которые делают себе некий общественный капиталец вокруг современного искусства. Но, как говорили «Митьки», мы никого не хотим победить. То есть мне гораздо веселее оставаться художником и радостно наблюдать за миром. А «бациллы-противники соврискусства» проявились и начинают вставлять палки в колеса.
— Может, это естественный закон эволюции и происходит везде, или это особенность Новосибирска?
— Я думаю, что везде. Культура — самый просто способ заработать себе капитал, собрать какие-то дивиденды, поэтому на современное искусство обращать внимание очень выгодно. Ну, попробуй, например, в экономике быстро заявить о себе, попробуй сделать свое имя узнаваемым в сфере жилищно-коммунального хозяйства, в сфере противокоррупции — сколько у тебя уйдет времени и сил на это? А тут — безобидные художники, можно попытаться их обидеть… Но тоже — хуй получится. Потому что мы из 90-х, если что. Из кинофильма «Брат». Там тоже никого не хотели обижать или задеть. Но если ситуация требует — надо биться. И это интересно. Но не весело. Потому что на самом деле это война микробов. Молекулярный уровень. Какой может быть диалог с персонажами, которые разбираются в современном искусстве на уровне амёб?
— А если бы не было этих микробных войн, то чем бы тебе было весело сейчас заниматься?
— Если бы этого не было, искусство развивалось бы семимильными шагами. Кроме Оперного театра, у нас могло бы быть пять-семь «оперных театров»: современной музыки, современного визуального искусства, современного дизайна, да даже современного ремесленного искусства, которое у нас так далеко от передовых мировых образцов…
Мы сейчас находимся в ситуации своеобразной бесплодности. Замкнуты сами на себя. Потому что мы занимаемся не тем. Нам развиваться надо, а мы объяснительные записки пишем. И этими действиями мы еще подтягиваем людей, которые и в современном искусстве не разбираются, и видеть его не хотят. Нам-то есть что отстаивать — всё, что мы делаем, мы делаем в здравом уме и твердой памяти с простецкой целью сделать Новосибирск прогрессивным городом. Но второй стороне не интересно отстаивать правду, даже какую-то позицию — им важно заработать на этом просто «очки», в плохом смысле этого слова. И мы, в результате, утопаем в болоте этих склок. А надо не мелкопоместными глупостями этими заниматься, а объединять художников Сибири. Хотя бы горизонтально. У нас молодые художники Кемерова не знают художников Красноярска, Новосибирск не знает Омска… Пока новосибирские художники замкнуты на Новосибирске, они будут проигрывать на поле чужих придурочных конфликтов.
— Смотреть шире и не замыкаться — это то, что должен делать художник. А как само окружение, сама среда должна реагировать на художников и искусство?
— Я уже рассказывал о том, что многих людей, которых я видел на пикетах против современного искусства, я видел и на наших выставках. Перекинуться вервольфом же очень просто. Довлатов говорил: что ты коммунист, что ты антикоммунист — это одно и то же. То есть доктрина одна. В этом плане интересно, как город Красноярск представил выставку «Родина». Они привезли ее и показали, но назвали по-другому — «Неизвестная страна художников». И дальше они дают такую оценку Новосибирску: дескать, выставка в Новосибирске прошла очень плохо, потому что она была показана только за счет частных усилий, чиновники ее не поддержали, а мы — бюрократический Красноярск — выставку поддержали, и у нас она прошла очень бюрократически успешно. Это спекуляция из разряда той же логики, когда искусством просто пользуются для получения дивидендов. С точки зрения чиновников — «пятерка», с точки зрения художников — «единица». То есть Красноярск — город «хороших» чиновников и плохих художников (а что они все, художнички, молчат?).
— Так ты за кого — за художников или чиновников?
— Я за Новосибирск.
МАССОВЫЙ ЛИКБЕЗ ПО ТЕОРИИ ИСКУССТВА, или 28 новосибирских художников
— Как же мы должны поменять отношение к современному искусству, как его нужно понимать, чтобы принимать?
— Тогда нужен небольшой ликбез об искусстве, чтобы были понятны наши рассуждения.
Политических художников у нас 2-3 человека, а остальные занимаются академическим искусством: эстетикой, поиском красоты или антикрасоты, прекрасным и безобразным, категориями марксистско-ленинской эстетики. Это всё есть, но почему-то всё оказалось в политическом поле. Более того, даже те, кто занимается «политическим» искусством, как ты говоришь, все равно занимаются эстетикой, политика — это просто верхний слой. Я уже миллион раз говорил, что основная функция искусства — эстетическая. И через искусство как раз и появляется другое восприятие мира.
Так в советские времена в институте меня учили: диалектика прогрессивнее, чем метафизика; Гегель прогрессивней, чем Кант. То есть в современном искусстве найти новое важное, и в действительности найти новое важное, и показать это через искусство — это просветление, новый взгляд на мир — катарсис. А сам путь осмысления-движения — генезис…
Вот когда я рассказывал это в Киеве на MTV, пацаны «эмтивишные» мне: «Что там за генезис-катарсис?». Я говорю: «Парни, для вас это просто — позырить и охуеть». Вот чем должно заниматься искусство. А какое оно — политическое, квазирелигиозное, сугубо эстетическое — это дело самого искусства, художника и зрителя. Глупые комментаторы не должны здесь мусорить.
— Я знаю, что этим летом в Петербурге, в музее «Эрарта» была представлена выставка из работ 28 новосибирских художников. Собрана такая «антология» всех, кто у нас есть. Какие персоны из нового поколения тебе показались интересными?
— Да, мы с директором «Эрарты» Михаилом Овчинниковым и сокуратором Владимиром Назанским (экс-директором отдела нового искусства Новосибирской картинной галереи, кстати) попытались собрать всех новосибирских художников в одной экспозиции. Под названием «Выставка достижений художественного хозяйства Новосибирска». Петербургу так понравилась эта «прогрессивная коммуналка», что сейчас выставка забронирована на несколько городов вперед. Потому что палитра художников оказалась очень большой — от толстовца-примитивиста Мурыгина-Толстого до радикала Лоскутова, вся линейка художников представлена.
Потому что там представлен один, целостный художественный мир Новосибирска. И делить его бессмысленно.
Однажды в Питере, прогуливаясь недалеко от выставки, мы шли по набережной и обнаружили небольшую стеллочку, по-моему, 1922 года. Когда советское правительство наконец-то определило для себя, какие же художники, философы и деятели культуры важны для молодого советского государства — этих они оставили, приветили, облагодетельствовали, дали рабочие места-заказики. А остальных неугодных (более 1000 человек — ученых, деятелей культуры, искусства) собрали и на пароходе отправили за границу. Они вскоре украсили собой лучшие университеты и другие ученые собрания мира. Сейчас это называется «ленинский пароход». Ну, давайте так и поступим в Новосибирске: пускай «амёбы-аналитики» отберут неугодных им в Новосибирске и отправят-отравят…
— Мне кажется, что эта выставка после нескольких скандалов с современным искусством и довольно болезненного к нему отношения была бы очень кстати, и показала бы, что спорить, по большому счету, бессмысленно.
— Она бы и показала, но в связи с тем, что она пользуется популярностью в других городах, мы попробуем пока сделать некий дайджест для «Интерры». Именно это и надо делать — представить новосибирское современное искусство новосибирским же жителям.
О политическом искусстве и спасении
— Слава, скажи мне, почему быть художником теперь так опасно? Это просто художники занялись не своим делом и дразнят гусей, или у нас в стране с чувством юмора плохо стало? Мне кажется, что дело в том, что современные политические художники направили свои усилия на то, что априори не умеет смеяться. Если вы, например, стебались над московскими акционистами с их чрезмерной концептуальностью и морализаторством, вы стебались над топорным, неуклюжим пафосом брендов и передергивали массовые штампы в СМИ, то теперь художественная критика и ирония перенеслась на политику…
— Да не совсем так. Сохраняются разные виды искусства, и политическое из этого по-прежнему только малая часть.
Поэтому так и получается. Сейчас границы между художественным и политическим размыты и непонятно, что мы видим — художественная ли это акция, либо политический жест. Мне в этом контексте несколько жаль того, что раньше было намного веселее: художник был ироническим комментатором действительности, тогда можно было отстраниться и посмеяться, и «Синие носы» всегда это делали, а сейчас, по сути дела, даже нас затащили на эту тухлую поляну серьёзки и псевдопафоса, куда мы вообще не хотели. Но жизнь сейчас строится таким образом, что этот миксер работает, хотя художник, критический аналитик и иронический комментатор, должен дистанцироваться изо всех сил, не залипать на эти игры и сохранять расчетливое веселье. И это ироничное «ха-ха-ха» и будет спасать художника, и, по большому счету, мир, потому что искусство — дело веселое. Не знаю, как остальные, по-моему, остальные так уже не считают, но я как представитель old school всё еще считаю, что можно смеяться и за счет этого делать интересное и точное искусство.
Читать также:
«Точка невозврата»
Александра Блок оценивающим взглядом окидывает культурное десятилетие в Новосибирске, находит разницу между его началом и окончанием и неожиданно чувствует себя старой.