Текст: Настя Захарова
Фото предоставлены Святом Муруновым
Урбанист, руководитель Института прикладной урбанистики и эксперт по работе с местными сообществами Свят Мурунов выступил с масштабной идеей: сделать так, чтобы в каждом современном городе появились центры прикладной урбанистики. Заявки на помощь в их создании уже подали активисты из 92 городов и шести стран. Команды, готовые менять свои города на практике, начали работу в Новосибирске, Ярославле, Вологде, Казани и Ижевске. По идее Мурунова, в будущем они смогут действовать как одна горизонтальная сеть, которая попытается перезагрузить российские города.
Центр прикладной урбанистики (ЦПУ) — это авторский проект Института прикладной урбанистики, который занимается разработкой и мониторингом новых параметров состояния городов, совместными прикладными проектами по их развитию.
— Уже 27-го февраля на «Глазычевских чтениях» вы хотите собрать представителей будущих ЦПУ со всей России. Что вы там будете обсуждать и каков вообще ближайший фронт работ?
— Мы хотим устроить самопрезентации этих центров, обсудить, что, как и зачем мы хотим делать, обсудить технологии и форматы. Что такое культурный код, что в городе для нас представляет интерес, кто этим должен заниматься, как подключать к работе, например краеведов, культурологов — такие вопросы будут подниматься. И важно понять и проработать ещё такой момент — какие вообще события в стране планируются по развитию городов. Где кто организатор, как можно участвовать, какие события мы сами планируем. Это важно, потому что мы хотим, в частности, возобновить формат экспедиции по городам. Было бы здорово, чтобы представители ЦПУ не просто ездили друг к другу в гости знакомиться, а делали экспедиции. Чтобы они преодолевали по пути какие-то этапы, будь то маленькие города, моногорода или заброшенные территории. Чтобы они изучали, исследовали, встречались с людьми, с администрацией, с бизнесом, собирали информацию, передавали какой-то опыт.
Кроме того, мы хотим сделать формат собственных методологических групп.
С образованием то же самое — чтобы что-то менять на местах, нужно создать внутренние горизонтальные рабочие группы. Это основная задача сети ЦПУ. Ключевой момент предстоящей встречи — это то, что там мы договоримся о регламентах, по которым эта сеть будет существовать. И эти регламенты будут разделяться в том или ином формате всеми центрами. Мы попробуем договориться, как мы всё это будем запускать, как контролировать и как решать конфликтные ситуации. Потому что изначально сеть проектируется не как иерархическая структура, а как горизонтальная. И сам я тоже хочу свою роль какую-то сыграть в начале, а потом из неё выйти, потому что потом она уже будет опасна с точки зрения возникновения новой иерархии. А я заинтересован в прецеденте создания горизонтальной структуры, которая бы никому не подчинялась, а была самодостаточной.
— Раз уж вы упомянули про перезапуск городских медиа: я читала интервью с вами на The Village, где вы говорите, что новые медиа возможно сейчас формируют не очень верные ценности…
— …фалафели и велосипеды, да. Известная статья.
— Тогда как с этим быть? Понятно, что город пойдёт менять в первую очередь молодёжь, а на самом деле они, как выяснилось, хотят не поликлиники и дороги, а велодорожки и модную еду.
— На самом деле непонятно, чего они хотят. Тут проблема в том, откуда новые медиа черпают вот эти смыслы. Город сам новые смыслы для медиа не генерирует, а журналисты не знают, с какими сообществами общаться, и поэтому им, медиа, интересна какая-то глобальная повестка. А она формируется из совсем другого контекста и совсем других целеполаганий. Поэтому задача городских медиа и их перезагрузки заключается в том, чтобы научиться черпать информацию в том числе и из локального контекста. Им важно научиться работать с теми, кто может быть не формализован и не институализирован, но себя какой-то деятельностью проявляет. Сейчас наши медиа, к сожалению, очень сильно зациклены на заказчиках, то есть власти или бизнесе, или сразу на том и на том. А им нужно научиться выступать коммуникационной площадкой. Вот идеи у власти, вот идеи у бизнеса, вот у людей и сообществ, а вот смотрите — здесь они пересекаются. Я не за то, чтобы отказаться полностью от фалафеля и велосипедов. Я за возникновение неких новых устойчивых систем, с помощью которых будет проявляться локальная идентичность, а локальные культурные коды будут становиться интересны. И моя критика медиа и претензия к ним в том, что они, к сожалению, вынуждены формировать и транслировать глобальный культурный код. Потому что он интересней, отвечает общечеловеческим ценностям, он понятнее и моднее. А медиа просто не знают, где брать другую информацию, они не умеют создавать своих агентов. Они не знают что ценно, а что не ценно для города. И наша задача как урбанистов, как неких системщиков (а город это очень сложная система), показать им: вот здесь есть социальные системы, вот здесь — культурные коды, а здесь — субъекты.
Новым медиа нужно наладить коммуникацию между городскими сообществами. Если вы возьмёте местные томские городские сообщества и поговорите с каждым организатором, узнаете, что их вдохновляет, как они видят идеальный Томск, что им помогает, а что мешает в работе, то у вас получится безумно интересный контекст. И вы получите такое количество информации в течение, например, года, что это позволит вам сразу резко стать городским субъектом. Хороший пример — воронежский DownTown.ru. Они просто тупо начали писать о городских сообществах. Прямо по списку, не веря в эту историю. «Да что это, там никого нет, мы никого не знаем», — говорили они. А получили безумно интересный контент, челюсть отвисла у журналистов. Нужно просто прийти к живым людям. Да, они могут быть странно одеты и непонятно называться, но там — самый контекст, там как раз есть эта городская идентичность.
— Но в крупных городах и социальные группы, сообщества, тоже достаточно крупные. И они между собой конкурируют и конфликтуют.
— Конечно, это нормальная история.
— И, поправьте меня, если я не права, но если в Томске ещё более-менее реально устроить между ними какой-то общий диалог, то в более крупном городе, например, Новосибирске — намного сложнее. Есть удачные примеры?
— В Новосибирске, на самом деле, проблемы такие же, как и в Томске. Суть не в масштабе города, а в том, что делать с конфликтами. Их везде много, а что с ними делать — нет ответа. Конфликты же разрушает отношения, не дают нам возможности эффективно использовать ресурсы. Если мы ставим себе рамки, что конфликты нужно превращать или в сообщества или в события, и как-то с этим работать уже получается история. Но возникает вопрос — а кто будет заниматься конфликтами? Поэтому всё не зависит от масштаба города, а от того, что для города важно и какие цели мы преследуем. Если мы не хотим и дальше между собой ругаться, нужен субъект, который скажет «Давайте разговаривать и договариваться». Когда он появится, то должен суметь сделать всё правильно. Потому что если будет так: «Давайте договариваться, потому что я самый умный», ему скажут «Иди-ка отсюда, ты нам не интересен». А вот если он скажет «Давайте договариваться, потому что у нас есть общие проблемы», уже может возникнуть какой-то диалог. Это сложная вещь.
Потому что 90 лет в нём никто не был заинтересован. Да и сейчас тоже. Но чем интереснее и сложнее субъекты, тем интереснее будет сам этот диалог, горожанам есть о чём поговорить. Но кто-то должен этот процесс запустить, а в его результате что-то должно измениться и появиться.
В Екатеринбурге, кстати, хороший диалог наметился. Через мифотворчество Эдуарда Кубенского, который написал «Тридцать урбанистических снов», через деятельность ГЦСИ Алисы Прудниковой, через стрит-арт Тима Ради. Там есть много девелоперов, которые так или иначе в эту тему вплетены, есть тот же самый Ройзман. Да, возможно, пока они не пересекаются, но они об одном и том же. У них есть ценность — город и его будущее. Они начинают уже понимать, что где-то они пересекутся неизбежно. И чем быстрее это произойдёт — тем лучше. То же самое с Томском: чем быстрее произойдёт диалог, какой бы он ни был, поругаются представители сообществ, подерутся или нет — самое главное, чтобы у них было желание сделать что-то вместе.
— Во время лекций вы немного поругали Институт медиа, архитектуры и дизайна «Стрелка» и другие пересекающиеся с вами по теме организации. А вы сами между собой планируете как-то вместе работать?
— Конечно, мы же все на самом деле одно экспертное сообщество, которое, несмотря на эту критику, всё равно коллаборирует и всё равно договаривается. По крайней мере, пытается выстроить диалог. Да, это тоже сложно, потому что все борются за заказы и влияние. Но если у тебя рамка общая, большая, стратегическая — какие-то реальные изменения — ты можешь критиковать. А ещё можешь приходить и предлагать что-то устроить, можешь отзываться на предложения в чём-то поучаствовать. Критика в экспертном сообществе всё-таки необходима, она формирует понимание кто есть кто. И она у нас несколько на другом уровне. Друг к другу лично мы очень хорошо относимся, многие из нас друзья. Но как эксперты мы можем критиковать деятельность и позиции.
Я покритиковал «Стрелку» за то, в чём они сами, в принципе, сознаются, что у них был перекос в сторону европейского опыта. Но не на кого было опереться в стране, не было историй. И хорошо, что они эту тему начали, прокачали, и сделали урбанистику модной. Понятно, что российские практики намного сложнее было искать. Да и сейчас их находить, упаковывать, методологию делать, проводить экспертизу — всё это безумно сложно.
А он приедет и скажет: «Ребята, всё классно, делаем вот это и вот это». Привезти Яна Гейла тоже просто, он скажет, что надо сделать, а вот как — не ответит, потому что он живёт в другой реальности. А даже если скажет, как сделать, то это вряд ли получится. И «Стрелке» пришлось этот опыт пережить, зато на этом они воспитали собственное понимание и школу. В том, что они делали, нет ничего плохого. Но мёд — он затягивает. Если всё будет хорошо, все сахарные и все лапушки, то где развитие-то, где диалектика, где борьба?
— Вы говорили о том, что 80% жителей городов — «пассажиры», которые никак не включены в жизнь города, и это нужно менять. А если они вдруг возьмут и включатся, не вызовет ли это неожиданных последствий?
— Тут нужно понимать про включенность людей во что мы говорим, мы же не призываем к чему-то маргинальному или реактивному. К небольшому количеству их сценариев в городе — здесь живу, здесь работаю, здесь потребляю — к этому набору примитивных вещей мы хотим добавить ещё что-то. Плюс как 80% населения страны перезагрузить в течение года? Никак. Это процесс эволюционный.
Локальные сообщества в любом случае будут перекраивать социальную ткань города, они предъявят другие требования к пространствам, к образованию, к культуре и политике. Но это возникнет на следующем этапе, потому что сейчас основная проблема — отсутствие субъектов. Некому говорить, нет компетенций. Почти никто не может сказать, чего хочет. «Что я прочитал в газете — то и хочу», как показывает московский опыт. В этом смысле горожане не умеют рефлексировать, пока у нас не достроены личности в этом смысле. Кто такие эти 80% «пассажиров»? Это, в принципе, люди, у которых нет ценностных ориентиров, или они очень формализованы или гибки. Сегодня я даю взятки, а завтра нет, сегодня я за это, а завтра — вот за то, сегодня я выбрасываю мусор просто так, а завтра сортирую. Личность не сформирована, а ценности не артикулированы. И социализация — это один из инструментов создания внутренних ценностей. Сейчас с этим не справляется образование, которое отказалось от ценностей и передаёт только знания как шаблоны. С этим не справляется семья и не справляется культура, которая стала очень современной и глобальной. Кого мы воспитываем, какие у нас традиции современные, переосмысленные, что мы хотим-то друг от друга в итоге? Это процесс пересборки, он очень сложный, он небыстрый, поэтому здесь нет рисков резкого изменения качества, скачка не будет. Но эта ускоренная эволюция может привести к качественным изменениям. А у качественных изменений цель очень простая — от ресурсоориентированной страны, где важны нефть, газ, лес, перейти к человекоориентированной стране. Кто ты, что ты, чему ты можешь научиться, как себя можешь проявить — вот что важно. А это, знаешь, будет такой достаточно резкий переход.
— А сейчас, в условиях и финансового кризиса и сложной политической ситуации, как вы думаете, будет ли кто-то тратить время, силы и ресурсы на то, чтобы заниматься урбанистикой? И не закончится ли тот подъём этой темы, который происходит в последние годы?
— Кризис наоборот заставляет людей жаться друг к другу. В городах администрации наоборот стали более адекватны по отношению к людям. Потому что они понимают, что другого ресурса у них нет.
Мы готовы где-то зарабатывать, где-то тратить, но вот что-то делать вместе мы меньше всего хотим. И вот сейчас кризис заставляет нас повернуться друг к другу. Да, он усложняет процесс коммуникации, потому что все на эмоциях и на нервах. И политическая история очень сложная. Но в любом случае здесь есть и вектор движения друг к другу. Это хорошо. И я рад, потому что инструментом в этой ситуации становится не архитектурно-планировочное решение, а социальное проектирование. Это время не каких-то богатых инвестиционных проектов, типа «Давайте в поле забабахаем мега-город», а возможности пересборки ресурсов, перезагрузки образования и общественных пространств, включения каких-то сообществ в принятие решений. Я фиксирую позитивные изменения, вызванные кризисом. Хотя и понимаю, что риски возрастают, но всё это, в любом случае, хорошие задачи и экспертный вызов.
Читать также:
Театр одного зрителя
Дмитрий Петров на волне нового общественного пессимизма (и оптимизма) хоронит территориальный маркетинг и объясняет, почему регионам не видать развития, пока власть — вертикальна.
Тактический урбанизм: как менять город быстро
Вместо того, чтобы придумывать неподъёмные проекты, которые умрут на стадии поиска инвестора, тактические урбанисты предлагают начинать с малого. Любой проект можно протестировать в собственном дворе, оценить его перспективы и подводные камни, а уже потом спасать весь город.
«Сибирь и точка»: Попытайтесь осмыслить Омск
Анна Груздева не стала делать традиционный для проекта «Сибирь и точка» путеводитель по Омску, а поговорила с горожанами — о том, почему молодёжь покидает город, как в нём можно реализовывать свои проекты и мечты и откуда берётся омская депрессия.
«Север — это государственная забота»
Краеведы и журналисты, норильчане Стас и Лариса Стрючковы, рассказали команде проекта «Сибирь и точка», почему раньше в Норильск попадали только по конкурсу, как власти должны поддерживать северные города, зачем сантехники должны быть немного мерзлотоведами и за что норильчане не любят фотографа Гронского.
Страна заборов: преграды в России
Заборы и ограды — неотъемлемая часть российского пейзажа и характера. Такой вывод делает Владимир Каганский в книге «Как устроена Россия». В ней он объясняет, как связано желание постсоветского человека отделиться и укрыться от посторонних и отгораживание государства от людей. «Сибурбия» публикует отрывки из книги.
Столкновение неизбежно
Дмитрий Петров рассуждает о мифологии города, вечной двойственности Новосибирска и о феномене перекрёстка как об одном из ключей для понимания столицы Сибири.