Текст: Елена Макеенко
Фото участников воркшопа.
В воскресенье в Новосибирске стартовал городской проект «Связи/Anschluss». Это открытый воркшоп, на котором художник Томас Путце и архитектор Ливия Мария Андреас из Германии учат детей и студентов собственными руками исследовать городскую среду. За неделю сквер за Оперным театром должен не только наполниться арт-объектами «из ничего», но и стать местом важных открытий для его участников. О том, как скульптуры из мусора помогают строить города и почему современная урбанистика так многословна, мы поговорили с куратором проекта Ольгой Чумичевой.
— Все описания «Связей» кажутся довольно абстрактными, в чём всё-таки суть проекта?
— Всё крутится вокруг воркшопа для разновозрастной аудитории, но основной упор ведущие делают на детей. Чтобы работать с детьми, мы обратились к Городскому центру проектного творчества, потому что у этих новосибирских специалистов совершенно уникальные технологии, развивающие у детей нестереотипное мышление. У воркшопа тоже есть определённая технология, но она такая гибкая, что в первые дни неизвестно, что там развернётся в итоге. Смысл в том, что вот есть город, а есть какие-то городские процессы. Можно читать книжки и статьи, чтобы потом в этом разобраться, а можно пойти другим путём. Поскольку это дети, то воркшоп строится по игровому принципу. Сначала участники создают арт-объекты, а потом они будут пытаться находить между ними связи. Через такую игру — вот это моё, это чьё-то, а вот взаимосвязь (которую по заданию нужно найти, хотя она изначально не предполагалась) — ты начинаешь выстраивать систему. Через такие игровые моменты мы пробуем объяснить детям, что такое город, как он устроен.
— Но разве город не подразумевает, что связи должны быть продуманы заранее?
— Конечно, связи всегда подразумеваются, но вопрос в том, как ты к ним относишься. Для детей, которые здесь живут, город — это факт и очевидность. Поэтому наша задача в том, чтобы помочь им посмотреть на город по-новому — с точки зрения взаимосвязи, идей, сообществ. Мария, автор этого проекта, занимается городскими проектами, которые инициируют построение городских сообществ.
Сначала должно возникнуть сообщество города или района, а потом уже оттуда может расти инициатива, и всё, что там случается, имеет фидбэк, а не просто насаждается городской администрацией. Чтобы было с кем говорить, должно быть сообщество, а это не просто люди, которые вместе собрались. Интересы, цели, ценности и прочее-прочее должны быть общими.
— Как такое сообщество создать? Воркшоп, дети, подручные материалы — это всё здорово, но может ли это работать в реальности?
— Практически задача, конечно, не в том, что мы проведём воркшоп — и всё изменится. Но перед глазами у людей, которые участвуют в этом процессе, появится некая модель поведения. Неочевидные вещи проявятся. Потому что это не факт, который ты прочитал в книжке, это переживание, оно в голове человека по-другому откладывается. Когда мы проходили разные этапы согласования, нам задавали вопрос «а что это даст городу?». Возможно, для города ничего не изменится, но для людей, которые участвуют, это важный опыт. Перед тем, как мы начали проект, мы собирались вместе и обсуждали, как мы понимаем всё это, что такое связи и так далее. Из-за того, что слова такие обычные, кажется, что это очень просто, но когда ставишь себе задачу осмыслить — оказывается, что это очень сложно.
— Как ваше осмысление помогает работать с участниками воркшопа?
— Дело в том, что я только куратор проекта, а все идеи привезены из Германии. У Марии такой подход с принципиально открытым финалом. Нет схемы, в которой запланировано, что мы сейчас сделаем вот это, участники почувствуют вот это и получится вот это. Задаются, конечно, какие-то условия, в которых всё происходит. Например, что участники будут работать только с простейшими материалами — веточки, ниточки, тканюшки… Во-первых, чтобы смысловая ценность не ушла на материал, во-вторых, чтобы попробовать из ничего, из того, что считается мусором, попробовать создать нечто.
— «Нечто» — это что? Когда человек пришёл, как вы ему объясняете, что он будет делать?
— Механизм работает так, что человеку просто дают возможность и говорят «сделай что-нибудь». И люди делают очень разные вещи. А потом им постепенно дают новые установки, на разных этапах. Если участнику заранее всё рассказать, он будет действовать в жёстких рамках, а так задачи выдаются постепенно.
— То есть смысл не в том, что они сделают, а в том, как они потом объяснят, почему это всё находится в одном месте?
— Не то чтобы даже объяснят, а как они сами для себя эти взаимосвязи раскроют. Принципиальной ценности у самих объектов нет, важен процесс. И поэтому очень тяжело было объяснять разным инстанциям, что будет происходить.
— Мне кажется, что это вообще главное свойство современной урбанистики — она гораздо ближе к философии, чем к практической деятельности. Она не отвечает ни на какие конкретные вопросы, но постоянно манифестирует новые идеи. Такое отсутствие конкретики и рамок вообще-то пугает, когда речь идёт о строительстве городов…
— Просто раньше всё было устроено по-другому, были директивные рамки. Чиновники, мэр и так далее сами всё решали, на географию накладывали, а там уж как хотите, так и живите.
Фидбэк был негативный и целые проекты просто разваливались. Потому что ты как архитектор идею воплотил, а потом вселились люди и стали жить вообще по своим правилам, а не по твоему замыслу. Но ведь всё это строится для людей как раз. В общем, этот подход показал свою несостоятельность. Тогда появился другой подход, когда ты — человек, которые всё знает про архитектуру, город, пространство — готового решения не предлагаешь, но предлагаешь какие-то механизмы и смотришь, какая будет реакция. Если, например, какой-то негатив — ты его анализируешь и предлагаешь следующий шаг. Поэтому следующий шаг вообще-то принципиально не определён, он зависит от фидбэка на предыдущий. Но все эти методы не настолько опробованы, чтобы предлагать их как панацею. У них сейчас период становления, они все новые. Поэтому они кажутся такими непонятными.
— А не получается ли, что это просто другая крайность? Есть тотальная директивность, а есть полное отсутствие директивности. Но ведь предполагается, что есть задача, нужно что-то построить, и есть время, деньги и другие ресурсы. Значит, рамки в любом случае присутствуют.
— Ну, когда это применяется к более конкретным проектам, то там это и выглядит понятнее. Мне не хотелось бы об этом говорить, как будто я тут крутой профи, но такие проекты есть. Есть представление о том, что в строительстве нового района, допустим, образовательные учреждения — это такая же важная составляющая городской среды, как и архитектурная. Городская среда сводится не только к пространству, это многослойная конструкция, поэтому если бы мы говорили просто об архитектурных объектах — мы бы ограничили условия. Но мы знаем, допустим, что раньше проект парка предполагал, что дорожки будут идти по тому радиусу, по которому решил архитектор, а сегодня мы понимаем, что люди будут ходить там, где им удобно, поэтому и дорожки нужно делать в зависимости от этого. Это самый простой пример того, как сейчас начинает строиться городская среда.
— Это всё-таки довольной старый пример, а в чём главная идея нового подхода, всей этой открытости и непредсказуемости?
— Смысл в том, что мы сейчас не думаем, что мы сначала построим материальное, а социальное само догонит. Смысл в том, что планирование городской среды идёт одновременно с двух сторон — и с социальной, и с физической, пространственной точки зрения. Приходится и с одной стороны что-то применять, и с другой. Социальную сторону нужно изучать и постоянно следить за фидбэеком, потому что она непредсказуема, она меняется, и чего от неё ждать — непонятно. Поэтому же что-то навязывать — проблематично. В зависимости от фидбэка создаются материальные объекты, пошагово. Но, конечно, это идеальная модель. Сейчас есть огромное количество проектов, которые так же бухают и не смотрят.
— Мы знаем, что есть города, которые в конечном итоге становятся примерами устройства городской среды для всего мира. Есть ли шанс, что воркшопы, мода на книжки по архитектуре и философские разговоры об урбанистике улучшат ситуацию у нас?
— Кардиналньые изменения сами собой не случатся. Сейчас многих бесит, что вот вы, мол, говорите-говорите про архитектуру, а делать никто не хочет. Но это происходит потому, что раньше даже не говорили, об этом до сих пор говорить сложно — звучит инородно, как будто ты рассказываешь какую-то сказку. Это надо проговаривать, чтобы сложилось понимание города как места, в которое вообще-то надо вкладывать свой профессионализм. Потому что он просто так хорошим не станет, панельные дома просто так лепниной не обрастут, над этим надо работать.
Вот сейчас немцы приехали, посмотрели и говорят: Новосибирск — нормальный город, можно работать. И тогда ты оглядываешься и думаешь: а может, и правда нормальный? Люди в России верят иностранцам, считают, что они знают больше. Всем хочется, чтобы сразу всё было хорошо, потому что есть интернет, а там красивые картинки из Копенгагена и Нидерландов, и мы хотим, чтобы у нас было так же. Но там тоже ничего не случилось сразу, ради этих картинок люди работали много лет. Я очень лояльна к тому, что сейчас много об урбанистике говорят. Мне кажется, что это хорошо.
