Александр Павлов,
омский журналист и блогер,
автор паблика «Орбита-4»
Многострадальное «Общественное телевидение России» вещает всего-навсего неделю, но уже успело сделать практически невозможное — превратиться в зрительском сознании в безоговорочно худший канал страны, кажется, обгоняя в этом даже традиционно ненавидимый всеми НТВ. После десяти минут просмотра у неподготовленного человека возникает желание сказать «Пожалуйста, перестаньте» и пойти заняться чем-нибудь хоть немного полезным.
Гендиректор Анатолий Григорьевич Лысенко, который похож одновременно на всех добрых грустных дедушек планеты и которого страшно жалко, вынужден оправдываться, что коллектив в творческом поиске, денег мало, а где-то к сентябрю они закончатся совсем.
Журналисты заметно сдерживаются, чтобы не начать ныть в фейсбук, но с вялой обречённостью констатируют, что не всем в жизни везёт работать под началом Парфёнова и Уржанова (а некоторых трагикомическим образом ещё и принимают с пакетом спайса). В общем, хуже некуда.
При этом ругаться на вполне профпригодных в техническом отношении сотрудников или на 76-летнего Лысенко, который всё отлично понимает как про себя, так и про канал («молодёжь ушла в интернет, наш зритель — старше 25-ти»), нет никакого желания: раз уж телевидение общественное, то причины такой оглушительной катастрофы можно в обществе и поискать. Их более-менее набирается три.
Причина номер один: наши ожидания — это наши проблемы. История с созданием ОТР, одной из последних по-настоящему запоминающихся инициатив экс-президента Медведева, была очевидным экстренным ответом на непростой период после выборов 2011 года, когда всех откровенно трясло от праведного гнева: честные выборы, честный телевизор, жить не по лжи, так победим. Уже никто не отрицает, что к маю 2013 всё это превратилось в тыкву с крысами: максимум, что может сообщить прогрессивный национальный лидер последних четырех лет — что он не Димон и на айпаде в рабочее время не играет, а суть митингов свелась к формуле «будет ужасно, но вроде бы надо идти». Общественное телевидение также соответствует ей безоговорочно: финансирование государственное, программа передач внушает опасения, но вроде бы надо посмотреть — вдруг повезёт. На выходе мы, само собой, получаем поющего Олега Кашина и его аналог в виде целого телеканала, посвящённого тому, как «при коммунизме всё будет хорошо» (хотя в оригинале строчка заканчивается несколько по-другому).
Причина номер два: доброе равнозначно скучному (и, по сути, это ещё одна история про самообман). Большинство людей прекрасно понимают, что моралисты отвратительны, защитники животных и экологи — худшие люди на свете, всех зануд нужно выслать с планеты, а российское «доброе кино» — сжечь вместе с режиссёрами. Декларируемая идея «доброго телевидения» изначально не несла в себе ничего хорошего: очевидно, что для канала это равносильно добровольной кастрации, а риторика «не вижу зла, не слышу зла, не говорю о зле» с лёгкостью настроит против тебя кого угодно. На ОТР это, к примеру, видно уже по новостям: вот что-то про Госдуму, вот в Нижнем Новгороде идёт слёт кладоискателей, в Омске протестуют против колеса обозрения, в Костроме чиновники играют в театре, а в сочинском дельфинарии прошёл конкурс красоты. В интернете на такое принято реагировать соответствующими картинками — пусть даже новости подобного толка и безупречно честны, но существуют совершенно непонятно зачем.
Ориентированность на регионы, кстати, тоже гипертрофированно стыдливая: из бескрайнего поля для создания нормальных социальных репортажей вычленяются сюжеты про резчиков камня (которые ничего, разумеется, не делают, кроме того, как режут камень), аптекарей и каких-то благостных башкирских мирянок.
ОТР дико грешит даже не столько романтизацией советского прошлого (передача про пионеров, межпрограммные отбивки про московскую речь Фиделя Кастро, сюжет про журнал «Огонёк»), сколько советскими методами подачи материала. На канале, ясное дело, работают не люди с Центрального телевидения СССР, а вполне бодрые молодые персонажи — увы, с песней идущие по просеке кондовой журналистики брежневских времён. Если взять в руки практически любую газету в любом провинциальном городе, то состоять она будет из условных «Письмо позвало в дорогу» и «Газета выступила — что сделано?», ну, ещё плюс интервью с местными известными лицами, от которых либо тошнит последние лет десять, либо наоборот, которых никто не помнит.
Главный ужас ситуации в том, что все приемы и обороты ловко используют как раз те, кто видел по телевизору максимум Горбачёва, да и то года в три — но вытравить из них советский язык, кажется, уже невозможно. На Общественном телевидении, в соответствии с традициями, такому раскладу совершенно не препятствуют: в качестве спикеров то и дело выступают люди типа Геннадия Селезнёва или Артура Чилингарова (возникают вопросы, ждать ли после них в эфире ещё и Гавриила Попова, Геннадия Бурбулиса и Олега Сосковца), а прекрасный журналист Норкин с зубовным скрежетом произносит фразу «а здесь в нашей студии — стена консенсуса».
Мысль о том, что всё уже сделано до нас и надо только подходить и брать идеи из светлого прошлого в пику современному «жёлтому» и бездуховному телевидению, понятно, многим сейчас кажется в высшей степени разумной. И в Общественном телевидении в связи с этим прекрасно одно. Оно как ничто другое отражает российскую журналистику, давным-давно по большей части превратившуюся в фильм «Рассвет мертвецов»: там, например, был персонаж-зомби, свято уверенный, что вполне жив, но уже писавший собственной кровью бессмысленные каракули вместо слов. Единственная плохая новость: когда ОТР закроется, мы так и не узнаем, изобрели ли народные умельцы чудо-лопату, чтобы его уже, в конце концов, закопать.
Читать также:
Реутов ТВ
Александр Павлов, большой ценитель телевидения, рассказал о том, что показывают «голубые экраны» омичей. Смеем предположить, что тема «региональное телевидение» раскрыта независимо от географии.
