«Они пытаются сделать аудиторию счастливей, но её надо сделать просто другой»

Текст: Борис Бородушкин
Фото: Никита Ларионов

Этим летом по стране прокатился проект под названием «МузЭнергоТур»: несколько десятков музыкантов из разных стран мира проехали на автобусе 12 тысяч километров от Дубны до Улан-Удэ. За полтора месяца музыканты совершили 30 выступлений на самых разных площадках: от камерного Литературно-художественного музея Марины и Анастасии Цветаевых до многотысячных фестивалей.

В процессе путешествия менялись программы, состав и сама музыка — от условно джазовой импровизационной идиомы до авангардно-шумовой волны с одновременной игрой всех музэнерготуровцев. Когда всё закончилось, мы поговорили с организатором фестиваля, независимым продюсером Юрием Льноградским, о следующем туре, специфике восприятия авторской музыки и о том, почему нельзя идти на концерт за предсказуемым удовольствием.

О туре следующего года

— Почему ты называешь «МузЭнергоТур» честной музыкой?

— Поначалу мы пытались его называть фестивалем импровизационной музыки, но потом поняли, что там не только импровизационная музыка. Нашёлся термин, связанный с тем, что у всего происходящего есть одна определяющая черта: это делается не ради коммерции, не ради какого-то реставраторства, а потому что конкретные артисты именно так себе всё и видят.

— Как будет устроен следующий «МузЭнергоТур», ты оставишь музыкантов с прежнего тура?

— Десять коллективов — это всё-таки много. Скорее всего, мы будем двигаться к тому, что у нас будет 2–3 штатных коллектива, создающие ядро, обеспечивающие довольно предсказуемую музыку для режиссирования. Остальные же составы будем набирать из полноценных импровизаторов.

— География городов будет другая или та же самая?

— Конечно, хочется, чтобы всё было идеально. С другой стороны, есть фестивали, которые наработали один город, и только в этом городе у них всё идеально, но мы же не этим занимаемся. Пусть будет разная аудитория, пусть будут разнообразные площадки, приёмы.

— Тебя до сих пор не пугают нестыковки, непопадание в формат городских празднеств?

— Они меня бы пугали, если бы тур состоял в основном из них. Они же случаются не в половине случаев, а меньше. Это такой хороший отрезвляющий фактор для всех, для меня как для организатора и для музыкантов: нет, не всё радужно, не всё без конца будет получаться, потому что мы вот такие молодцы.

О выборе музыки

— Что для тебя является основным в выборе коллектива, который ты везёшь или о котором пишешь?

— Когда человек идёт на концерт, он должен платить не за ожидаемый результат, а за новое знание, которое получит. Если человек приходит на концерт, понимая, что он заплатил 100 рублей и хочет получить эти 100 рублей и ещё 15 сверху гарантированным удовольствием, то это вариант, при котором можно ходить только на хорошо известных артистов. Тогда ты знаешь, что тебе это точно понравится и ты получишь какой-то эмоциональный пик за счёт того, что увидишь всё живьём. Если же ты платишь за знание, то ты по определению платишь за что-то тебе незнакомое. Следовательно, это должна быть музыка, которая не очень предсказуема. Поэтому мне никогда не было интересно возить мэйнстримовые коллективы.

Если музыка отличается очень сильно, мне очень интересно, поэтому я вожу достаточно много серьёзного авангарда, хотя не могу сказать, что я его люблю, не могу сказать, что я его слушаю и не могу сказать, что я его буду слушать в записи. Эти люди дарят мне много дисков, которые я просто не открываю, понимая, что в записи будет совсем не то и мне не понравится.

— То есть ты можешь привозить коллективы, которые тебе не нравятся?

— Которые мне не интересны как что-то постоянное, что я буду слушать всегда. Я их слушаю на сцене один раз, получаю от этого удовольствие, знание, но вряд ли буду к ним возвращаться. Я этого совершенно не стесняюсь.

— Но ты же не привозишь зубодробительный авангард?

— Да почему же, как раз привожу. Что бы я на сцену ни поставил, всё равно будут люди, которым это не понравится, будут люди, которые скажут, что мы не ожидали этого, это слишком сложно или слишком просто. Вопрос в том, что я подписываю своим именем некую гарантию содержательного качества. Оно может не нравиться, точно так же, как может не нравиться кому-то оранжевый цвет, а нравиться, например, зелёный.

— Ты заранее предупреждаешь, что будет непросто?

— Начиная с некоторого момента, практически нет. Мы просто пишем для людей «МузЭнерго представляет» — это для людей некоторый диагноз.

О слушателях

— Имеет ли какое-то значение пожелание аудитории или всё решаешь только ты?

— Практически не имеет, я слушаю аудиторию только на уровне консультаций, когда они рассказывают мне о неких новых составах, которые я не знаю. Я его слушаю и говорю, что это здорово, мы это привезём. Но если ко мне подходит аудитория и говорит: «Юрий, у тебя давно не было рэгги», я мило улыбаюсь и говорю: «Да, у меня давно не было рэгги».

— И для тебя неважно, сколько людей не полюбят эту музыку и потом уйдут с концерта?

— Я никогда не подаю музыку, как нечто, что они гарантированно должны полюбить, от чего должны получить удовольствие. Очень важно со сцены донести, что я не открываю новое знание, как человек, это знание имеющий.

Что в ней есть вот такие законы, что она бывает громкой, резкой, тихой и так далее. Вы уходите с этим знанием, с полным ощущением того, что вы за него заплатили и никто не пытался вас называть людьми второго сорта, если вы чего-то недопоняли — людьми, которые не имеют права уходить раньше и выражать свои ощущения от этой музыки. И в следующий раз, если вы придёте ко мне, вы, во-первых, не услышите ровно того же самого, а во-вторых, вы придёте за новым знанием, а не за новым удовольствием — вот это важно. У нас не ночной клуб, в котором вы будете пить вино и слушать мэйнстрим.

Нельзя рассчитывать на удовольствие от музыки по определению, потому что это вообще другая модель. Как только ты начинаешь рассчитывать на удовольствие (что ты домой уйдёшь счастливый), ты заранее готовишься к определённому исходу. А когда ты себя к нему готовишь, то любое несоответствие ожидаемому будет восприниматься гораздо тяжелее. Нельзя приходить на концерт для того чтобы тебе стало хорошо. Ты на концерт приходишь для того, чтобы артист тебя эмоционально направил со сцены. Куда он тебя направит — это уже второй вопрос, можно ходить, искренне рыдая, и это тоже будет нормально.

Вот это, на мой взгляд, очень большая ошибка музыкальных организаторов у нас вообще: они пытаются сделать аудиторию лучше и счастливей, но аудиторию надо сделать просто другой. Надо показать, что есть что-то. Если человек собирается играть авангард на свадьбе, но я его пригласил — это его право, когда он выходит на сцену.

— А есть для тебя какой-то идеальный слушатель?

— Я очень многие концерты делаю для самого себя в возрасте 16 лет. Когда мне было 16, в городе Самара был средний джазовый фестиваль, и не было никаких ваших интернетов. У меня была возможность приходить на концерты в филармонию и смотреть на некий срез музыки. Там было очень много мэйнстрима, а потом они совершенно неожиданно показали ансамбль из Челябинска. Там есть такой флейтист Георгий Анохин, который тогда играл музыку (видимо, у него был тяжёлый период в жизни) очень патологическую, грубую, резкую, атакующую, такой авангард на 10–11 инструментов, то есть что-то, что перпендикулярно противостояло всему остальному. И я с этого концерта ушёл с какими-то по-новому открытыми глазами. Я понял, что музыка бывает иной, и вот именно это ощущение мне хотелось бы удержать. Об этих вещах надо узнать, надо оттолкнуться и делать какие-то выводы самостоятельно.

— И не важно, куда это всё поведёт?

— Я пытаюсь показать людям, что можно развиваться не только мэйнстримно, это главное, что позволяет обеспечить собственное биоразнообразие. Если сегодня будут слушать только Led Zeppelin, это будет хорошо, но все и играть будут только производное от Led Zeppelin. А вот если половина из них послушают Джона Колтрейна, то в результате получится новая музыка.