Текст: Маргарита Захарова
Фото: Лена Франц
Известный российский продюсер и руководитель кинокомпании «СТВ» Сергей Сельянов, работавший с Алексеем Балабановым над «Братьями», «Грузом 200» и практически всеми остальными фильмами режиссёра, рассказал новосибирцам о важности правильного выбора, амбиций, друзей, новых имён и трёх с половиной минут в кино.
Про продюсера-продюсера и правильный выбор
Со времён советской власти у нас очень любят слово «генеральный». В стране огромное количество генеральных директоров, в кино — генеральных продюсеров. Меня тоже иногда записывают в их число, но я предпочитаю называться просто продюсером.
Есть продюсеры линейные, исполнительные, креативные, ассоциированные, есть сопродюсеры — всё это необходимые и очень важные в производстве кино люди. Но мы с вами говорим о продюсере-продюсере.
Основная задача продюсера — выбрать. Из идей, сценариев, проектов то, что действительно нужно делать. Это творческий акт.
Проект в простом виде — это треугольник из сценариста, режиссёра и, собственно, продюсера. Иногда это происходит само собой: режиссёр приходит со сценарием, и видно: нужно делать. Иногда сценарий создаётся отдельно, режиссёр приглашается отдельно, и складывается так называемый проект. Если всё это сделано точно, то всё будет хорошо. А если нет — вам ничто не поможет сделать хорошее кино.
Если вы режиссёр, и у вас очень неплохой сценарий, но вы, скажем, неправильно выбрали исполнителя главной роли, и продюсер не остановил — вам ничего не поможет. Вы можете в лучшем случае как-то спрятать проблемы, связанные с главными героями, но фильм уже потеряете. И, наоборот, если вы выбрали правильного артиста, то, даже если он где-то чуть-чуть не доработал, фильм всё равно получится. Жёстко так. Неправильный выбор — уже проиграл.
Я, например, никогда не бываю на съёмочной площадке. Из вежливости заеду один раз, желательно на десять минут, чтобы никому не мешать, поздороваться, сказать «я с вами». Потому что люди, в общем-то, знают, что делать. А вот ЧТО запускать в производство и как придать этому окончательную форму — это точно задача продюсера.
Про чувство ритма и амбициозность
Когда фильм снят, он должен быть правильно собран и выпущен в жизнь. Вот это — второй момент истины для продюсера. Потому что если он не понимает, что, собственно говоря, у него тут получилось вместе с его командой, и что с этим делать, как это оформить, то он рискует даже с хорошим материалом попасть впросак.
Практически у 100% режиссёров, самых сильных, талантливых и выдающихся, есть такая особенность — они все делают фильмы длиннее, чем нужно. Во имя спасения картины часто приходится чем-то жертвовать. Иногда эпизод дорогостоящий, продюсер вложил в него деньги, режиссёр со всей съёмочной группой вложил в него свой талант, умение, но он разламывает картину. Сокращение — благо. Долг продюсера — убедить в этом режиссёра. Это бывает сложно! Даже если они разругаются на этом проекте навсегда — у продюсера долг перед фильмом, а не перед режиссёром. Желательно, конечно, чтобы это не происходило по-военному: я приказал, ты сделал. Оптимальная модель — это диалог.
Чувство ритма в любом виде творчества — вообще главное. Вот, например, Астана, столица Казахстана, построена величайшими архитекторами мира. Но находиться в ней, с моей точки зрения, дискомфортно, потому что ритм города… его нет или он плохой. Замечательные здания, но не так расставлены. И этого уже не изменить.
Когда я говорю, что продюсер работает два раза — в самом начале и в самом конце — я немного утрирую. Конечно, и кастинг, и работа с бюджетом, и сбор команды — всё это не может проходить мимо продюсера. Но это уже частности. Они концептуально не главные. Есть продюсеры, которые любят проводить время на съёмочной площадке, ничего в этом тоже плохого нет.
Сделаться друзьями — вот это вот самое главное в кино.
Написать сценарий и вообще и сделать хорошее кино очень, и очень, и очень-очень-очень сложно. Вы не представляете, какой силы амбиции управляют людьми, которые работают в этой сфере. Нет нежелания, лени. Там очень хочется сделать фильм, который берёт всех. Хотя бы в этом сезоне, хотя бы на территории Российской Федерации. Но, вообще-то, надо сделать фильм лучший, всех времён и народов! Что есть — всё вкладываем в этот процесс, но этого, оказывается, сейчас недостаточно, потому что сочинить сильную историю трудно. Трудно! И часто не хватает мозгов ни сценаристу, ни продюсеру, чтобы вырвать такой проект.
Профессиональных сценаристов у нас немного. У нас есть талантливые люди. Этому учат, но не у нас, у нас нет сценарной школы.
Про мифы о кино и новые имена
Есть какой-то набор мифов про кино. Один — кино делается примерно год. Бывает, что год, но редко. Вообще три-четыре года: вот вы придумали идею, через полтора года сделали сценарий, полтора года занимаетесь производством, полгода вы берёте на выпуск и прокат. В каких-то случаях этот срок ещё больше. Например, исключительно успешный российский зрительский фильм «Легенда №17»… Леонид Верещагин ещё в 2005 решил сделать этот проект. В 2013-м кино вышло на экраны. Один из первых российских успешных зрительских проектов — «Ночной дозор» — делался, по-моему, лет пять-шесть. «Девятая рота» — лет семь. Фильм «Монгол», например, Бодрова-старшего про Чингисхана, делался четыре с половиной года, то есть относительно быстро. Бывают исключения, слава богу. Бывают картины с более низким бюджетом, что отнюдь не мешает их зрительскому успеху, и которые, к счастью, как-то быстрее доходят до собственно создания фильма, до выхода его к зрителю. Но это всё-таки, скорее, исключение.
Второе заблуждение заключается в том, что, в общем, главное, чтобы деньги были. Есть деньги — будет фильм, много денег — будет замечательный фильм. Это не так. Будет сильный проект — деньги к нему подтянутся.
Ни деньги, ни личность продюсера, сценариста или режиссёра, — это всё ничего не определяет. Всё определяет, собственно, слово «фильм».
Фильм руководит всеми продюсерскими телодвижениями. И не только продюсерскими. Нужно слышать, что он от вас требует, нужно подчиняться ему. Не вы главный, фильм — главный. Ваша фамилия в титрах, в общем-то, никому не тинтересна, кроме какого-то круга ваших коллег.
Одному почти невозможно. Наверное, нужно какое-то количество денег, но небольшое. И правильно придуманная история.
Мы, кинематографисты взрослые, вообще-то говоря, ждём активности от наших соотечественников. Нам кажется, что каждое новое лицо, каждый новый талант — на вес золота. Каждый новый сценарист или режиссёр… нет слов в русском языке, чтобы сказать, как мы их ждём. Вот эти новые имена — откуда они берутся? Откуда угодно, из страны.
Если вчера это всё было чрезвычайно сложно, потому что технологии были достаточно индустриальными, то сегодня они стали домашними. Сегодня нужно уметь правильно придумать, нужно иметь вкус. Такие вещи любому могут быть подарены либо Богом, либо воспитанием-образованием, либо какой-то невероятной страстью и желанием.
Сейчас появились такие формы собирания бюджета, как краудфандинг, например. Вот вы что-то пишете, рисуете картинки, что-то ещё, и просите прислать вам деньги. Это работает в мире, работает и у нас. Для вот этих самых «помощников», которые готовы добровольно участвовать в такого рода историях, это ведь тоже повышение качества жизни. Они не столько даже вам помогают, сколько свою жизнь наполняют каким-то забавным содержанием. Это ведь очень небольшие деньги для каждого из добровольных спонсоров. Зато все потом в титрах — здорово, приятно.
Ваши соседи в Якутии сняли за год, по-моему, 18 полнометражных фильмов, которые показывались в главном кинотеатре Якутска. Если выходит комедия якутская, то администрация кинотеатра сдвигает американские блокбастеры. 100 тысяч рублей — бюджет фильма, 300 тысяч рублей — с каждого сбора, фильм окупается в прокате. И для якутов это такой очень важный дополнительный маркетинговый момент, потому что не было же фильмов на якутском языке, а вот, пожалуйста — идёшь, смотришь. Всё снято понятно, на очень простой технике, объединяются… как я сказал, без друзей этого не сделаешь. Ваши другие соседи — Алтайский край — тоже два или три фильма каким-то способом произвели.
Кино — это рискованный бизнес. Это не эпитет красивый, это экономическое определение. Для меня в этом его притягательность — никакого казино не нужно, это страшный адреналин.
Если вы не можете достать кого-то, ну, меня, например, при нынешних средствах связи, то вы не совсем продюсер и не совсем режиссёр. В этом нет особой проблемы. Если вы сидите и вздыхаете о том, как бы кто приехал и разглядел меня такого прекрасного, вот я тут уже снял два кадра, надо меня скорее как-то куда-то приспособить… Но при этом вам неохота менять свой образ жизни… Я хочу сказать, что сидеть в неизвестном месте — это неправильно.
Про достоинство и национальную идею
Страна какую-то часть фильмов Балабанова просто не видела, поэтому вот эта разрушительная страшная сила прошла мимо страны. А те фильмы, которые она видела — они страну очень сильно соединили. И, насколько это кино может вообще, вернули ей чувство собственного достоинства. Не стране, а отдельно всем представителям.
Наш народ в этом чрезвычайно нуждался и нуждается. Потому что мы не чувствуем, что нас уважают. У нас нет силы стоять ровно. И когда нам показывают, что всё-таки мы можем, хотя бы на уровне общения с экранным героем, нам это помогает.
У нас действительно нет национальной идеи, это большая проблема. У нас была ложная навязанная идеология в советское время, с которой кинематографисты скорее боролись, действовали реактивно. Мы не понимаем, куда мы двигаемся, какие наши ценности. Что? Деньги? Антиамериканизм? История великой культуры? Сто лет назад у нас был Достоевский. Ещё через сто лет мы скажем — у нас же был Достоевский! Что же вы-то? Вы-то на что? Всё сделано в 19-ом веке, и теперь мы будем на этом багаже сидеть, вы это хотите сказать?
Про Алексея Балабанова и счастье продюсера
Почти всё кино у нас делается в Москве, а вот есть такие питерские режиссёры… особенные. И Алёша стал одним из них. Можно делать прям отдельную программу «Петербург Балабанова», во многих фильмах этот город фигурирует как один из героев картины. Он снял его так, как не снимали его петербуржцы коренные, сильные режиссёры.
Самое-самое большое счастье для продюсера — это работа с очень сильным режиссёром, который тебя слышит, которого ты слышишь. Вы что-то делаете, у вас получается… так, как ни у кого не получается. Конечно, это фильмы, сделанные Алексеем, его головным мозгом, спинным мозгом, его сердцем, печёнкой, селезёнкой и всем его существом. Не каждому из моих коллег доводилось стоять рядом и помогать, как-то участвовать в создании, с моей точки зрения, совершенно великих фильмов.
Сам Балабанов не хотел быть кинематографическим генералом. Знаете, есть большие режиссёры, которым важно быть на виду, важны особые слава и почёт, какая-то дистанция. Это нормально. Но Алексей был другим, и это мне бесконечно более симпатично.
Не все фильмы Балабанова простые. Да, мы можем получать бесконечное удовольствие от весёлых развлекательных картин. И нужно его получать. Но какой-то особый тип удовольствия дают и те фильмы Алёши, ну, что называется, «не для всех». Какой фильм сильнее — великий «Брат» или, предположим, «Груз 200» — я и сам не знаю, они настолько разные. Тот человек, который в состоянии получать содержательную эмоцию от того и от другого, наверное, самый замечательный зритель в мире.
В последнем фильме «Я тоже хочу» Лёша снял главное действующее место этой картины — Колокольню счастья. Это и идея, и главный объект. Три дня назад мы отмечали сорок дней со дня смерти Алексея, а пару дней назад колокольня рухнула. Я вижу в этом какой-то очень позитивный и правильный знак, что он сделал своё дело на земле. Это знак, что это закончено. И, может быть, поэтому и не надо горевать, что он не снял ещё, ещё, ещё и ещё.
