Йен Фрейзер: «Травелог работает в масштабе человека»

Беседовала Анна Груздева
Фото: Антон Петров

Одним из интереснейших гостей минувшей Красноярской ярмарки книжной культуры, которую Фонд Михаила Прохорова проводит уже седьмой год, стал американец Йен Фрейзер. Постоянный автор журнала New Yorker, писатель, являющийся, по мнению Washington Post, «одним из лучших авторов своего поколения», ещё в 2010-м году написал книгу «Путешествия по Сибири» («Travels in Siberia»). Книга пока не переведена на русский язык, но на Западе уже стала хорошим образцом нового витка литературного жанра, который называют «травелогом» (литература о путешествиях). Мы поговорили с Йеном о травелогах, разнице между путешественником и туристом, нашей фрагментированной реальности и лососе в подарок.

— Йен, почему Сибирь?

— Мне очень нравится звук самого слова «Сибирь», он возбуждает воображение. Этот звук и привёл меня сюда. Я много путешествовал по Америке, в основном по западу Америки. Если продолжать двигаться на запад, то ты упрёшься в Тихий океан, дальше — попадёшь на Аляску, потом окажешься на Чукотке. Моё путешествие и началось с Чукотки, удивительного, экзотического, поразительного места, которое сразу меня захватило. И, кроме всего прочего, у меня есть свои внутренние, загадочные даже для меня, причины любви к России.

— Интересно, а существует ли какое-то представление о реальной Сибири в США, или для большинства американских граждан это пустое пятно на карте?

— Когда я говорил друзьям, что пишу книгу о Сибири, каждый задал один и тот же вопрос: «Там холодно?».

В представлении американцев ваши края — это бесконечные сосульки на окнах, поэтому мне так хотелось искоренить из сознания моих сограждан идею, что Сибирь это только холод. Вторая вещь, которую все спрашивали: «Есть ли там тюрьмы?» В работе над книгой мне приходилось разбивать концепцию о Сибири, состоящую для американцев из двух понятий: «холодно» и «тюрьма».

— Вы сразу задумывали свою книгу в формате травелога?

— Путешествие по Сибири — это отдельный большой литературный жанр. Когда я пишу книгу, я должен понимать, в каком жанре я её пишу, поэтому я пытаюсь понять, в каком жанре были написаны те самые великие книги, которые являются сейчас образцом для меня. Много книг о путешествиях по Сибири было создано; углубляясь в прошлое, мы можем вспомнить даже «Историю монголов», написанную в 1228 году. Ещё одна очень хорошая книга «Сибирь и система ссылки» была написана Джорджем Кеннаном в конце 1880-х. Он родился в Норфолке, штат Огайо, где у меня проживало много родни, и мне даже иногда кажется, что мы с этим писателем тоже родственники. Я хотел написать свою книгу так же хорошо, как и он.

— А как вы понимаете этот жанр?

— Автор травелога рассказывает историю, которая начинается в неком географическом пункте А и заканчивается в неком географическом пункте В. Я считаю, что этот жанр вполне гибкий и податливый.

— Получается, у травелога нет канона, формулы и каждая книга-путешествие индивидуальна по форме? Многие писатели и филологи считают этот жанр очень размытым.

— Да, действительно, границы жанра очень расплывчатые, хотя я бы всё же предпочёл слово «гибкие», потому что кто захочет читать расплывчатую книгу?

Каждая книга индивидуальна и каждый автор индивидуален, не похож на другого. В этом сомнений нет.

— Каков ваш метод написания травелога? Вы больше обращаете внимание на факты или свои личные переживания?

— Мой метод — путешествие и исследование. Сначала в мире природы, потом в мире библиотек. То, что движет мной — любопытство. А любопытство, вступая во взаимодействие со смелостью, превращается уже в личную борьбу, награда за которую — удивительные факты, невероятные истории и победа над всеми страхами. Самая главная цель всегда ясна, она всегда мерцает на горизонте — замечательная книга, которую ты напишешь.

Я, например, боюсь сюжета. И в травелоге пользуюсь возможностью того, что само путешествие рождает сюжет. Я следую за внешним миром, и он сам поставляет мне события. Модернизм потряс привычное нам повествование из 19 века, он фрагментировал рассказ, мы часто не понимаем, что происходит. Травелог даёт писателю убежище от модернизма: ты можешь продолжать рассказывать историю.

Тебе заранее дана удобная рамка: ты стартуешь из Петербурга во Владивосток и едешь, едешь, едешь… Это удобное русло повествования тебе уже дано изначально из внешнего мира. И когда ты это делаешь, ты едешь в компании тысячи людей из прошлого, которые делали то же самое. Например, ты путешествуешь в компании декабриста Ивана Якушкина, который видел то же самое в 19 веке, в этом смысле он становится твоим компаньоном. Ты можешь посмотреть: а что делал Якушкин на этом участке пути? Другой важный компаньон для писателя, на мой взгляд, — его невидимый читатель, который тоже направляет поиск. Допустим, когда я путешествовал по Сибири, мне было сложно раскрыть тему тюрем, попасть туда, договориться о чём-то, очень многое пришлось преодолеть. Потому что рядом со мной всегда был требовательный американский читатель, который ждал ответ на вопрос: а что насчёт сибирских тюрем?

— Сегодня идёт эпоха глобализации, открытия границ, какие самые заметные изменения произошли с жанром травелога в 20 веке? Ведь ваша книга и, например, книга Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву» — совершенно разные, хотя написаны в одном жанре.

— Изменения двадцатого века — это развитие старой формы и даже её разрушение, вызванное новыми технологиями. Теперь путешествие необязательно должно лежать прямо из пункта А в пункт В. Сегодня современность так или иначе вторгается в повествование. Я путешествовал по Сибири со спутниковым телефоном, и взял его потому, что жена хотела знать, где я нахожусь. Мы жили в палатках, просто разбивали их у дороги. Сибирь очень тёмное место, здесь прекрасные звезды — ну, мне не нужно вам об этом рассказывать.

Понимаете? Я нахожусь сейчас в месте, которое было для декабристов равносильно океанскому дну, но какой-то частью своего сознания, своей персональной реальности занимаюсь проблемами в Нью-Джерси. И это как раз элементы, которые сейчас нужно включать в текст. Правда, иногда коллаж моего сознания был настолько странным, что я так и не нашёл, как использовать подобные элементы в повествовании. Ещё важно, что есть очень тонкая грань в написании травелога: нужно знать, когда тебе как автору нужно отстраниться. Я пережил в Сибири очень много трудностей, об этом можно было написать отдельную книгу. Но у меня была другая задача.

— Да, я понимаю, о чём вы говорите. Из последней поездки по Хакасии я привезла не только много интересного материала, но и множество синяков на коленках. Но о последних я не имею права писать, это мои личные трудности, которыми не стоит засорять текст.

— Этим различны для меня путешественник и турист. Турист ездит отдыхать, ему важен момент комфорта, удобства, потребления. У путешественника немного иной опыт, опыт одиночества и переживания. И часто трудностей.

— Йен, а нужны ли травелоги сегодня, нужен ли этот чужой опыт анализа, переживания?

— Я думаю, что технологии сделали жанр путешествия ещё более нужным, чем ранее, потому что всё больше людей глазеют в свои телевизоры, всё меньше людей знают, что происходит в реальном, живом мире. Травелог заново пробуждает в нас знания о мире, одомашнивает технологию, одомашнивает географию и одомашнивает высокий модернизм. Он делает его как бы человекоразмерным. Травелог — это жанр, который работает в масштабе человека.

— Можете рассказать историю из ваших сибирских путешествий, которую вы никогда не забудете, которая вас поразила, осталась в сердце? И историю, о которой вам хотелось бы забыть.

— Моё путешествие из Санкт-Петербурга во Владивосток в 2001 длилось шесть недель, до Тихого океана мы добрались 11 сентября. Вместо того чтобы поехать напрямую во Владивосток, мы остановились в посёлке Ольга на берегу океана. Утром 12 сентября мне пришло сообщение от жены о том, что США атакуют террористы. Я был в отчаянии и не знал что думать. Я ходил по лагерю поникший и расстроенный.

Рядом с нашим лагерем была река Аввакумовка, где водится много лосося. Вокруг нашего лагеря тогда шатались какие-то странные парни, они пили пиво и курили. Один из них приблизился ко мне, в руках у него был большой лосось. Остальные парни присоединились к нему, и все вместе они подарили мне этого лосося и сказали: «Нам жаль». Я очень растрогался. На следующий день я узнал, что ловить лосося в тех краях запрещено. Ребята шатались здесь, остерегаясь егеря, они были браконьерами. Другими словами, рыба была украдена. Возможно, я нарушил закон тем, что хранил у себя эту украденную рыбу, но то, что я узнал, сделало подарок ещё более трогательным для меня.

Истории, о которых мне не хочется вспоминать, это конфликты с моим гидом Сергеем. Например, Сергей не хотел, чтобы я фотографировал тюрьмы, а я иногда делал это, и он очень злился, даже приходил в ярость. Он становился будто бы совершенно другим человеком.

— Раз мы снова вернулись к литературе. Какие авторы травелогов для вас самые интересные? И какие книги-путешествия о Сибири вы читали, когда ехали в наши края?

— Самые лучшие книги о путешествиях — это «Простаки за границей», «По Экватору», «Налегке» и другие книги Марка Твена; вышеупомянутая книга Джорджа Кеннана. Интересны и «Житие протопопа Аввакума, им самим написанное» (автобиография, в которую включены очерки о Сибири), «Путешествия из Петербурга в разные части Азии» Джона Белла, «Остров Сахалин» Антона Чехова, «Моя ссылка в Сибирь» Александра Герцена и многие другие.

Здесь можно прочесть перевод первых двух глав книги Йена Фрейзера «Путешествие по Сибири», выполненный Екатериной и Еленой Бачко.

Читать также:

Сибирь и точка
Создатели проекта «Сибирь и точка» решили попробовать написать свой путеводитель по разным уголкам сегодняшней Сибири и начали с манифеста — о территориальной идентичности, культурном невежестве и дорожной сумке Фритьофа Нансена. О своих перемещениях и открытиях путешественники будут регулярно рассказывать на «Сибурбии».