Дмитрий Петров
специалист по PR и маркетингу территорий
Когда-то, в далёких девяностых, мне довелось несколько лет проработать на телевидении. Это были времена становления негосударственного ТВ. Как правило, слабое в профессиональном плане, насквозь пропитанное «заказухой» (так тогда называли рекламу во всех её мыслимых проявлениях), оно, тем не менее, постоянно экспериментировало с формами и жанрами. Это были времена наивные и бесшабашные, но именно тогда рождалось то самое настоящее профессиональное ТВ, которое затем было разгромлено и/или куплено окологосударственными структурами.
Апогеем этого, конечно, стал захват «того» НТВ. Сегодняшний канал с тем же названием не имеет ничего общего со своим предшественником, как могильные черви не имеют отношения к человеку, чьё тело они пожирают. Совсем скоро после закрытия НТВ я потерял к телевидению доверие, а затем и всякий интерес.
До тюрьмы я несколько лет не смотрел телевизор. Совсем. Ни новостей, ни спорта, ни погоды, ни стендап-шоу. Ничего. Новости, аналитику и фильмы все эти годы я брал из интернета. В редкие моменты случайных контактов с ТВ где-нибудь в приёмных или кафе я с удивлением смотрел в это «окно в мир», но, пожалуй, самым интересным, что я в нём видел, были рекламные блоки. В этом я стал походить на свою дочь Варвару, когда та в полуторагодовалом, кажется, возрасте, бежала из другой комнаты, едва заслышав знакомые звуки рекламы. Ничего больше ТВ мне предложить не могло. Более того, я почти физически чувствовал вред, который мне наносит просмотр телепередач. Даже после непродолжительного телепросмотра я ощущал себя, как выжатый в коктейль блондинки лимон.
Справедливости ради должен сказать, что интернет-сёрфинг мне тоже не добавлял сил, но его действие было скорее возбуждающим: после было сложно заснуть, и некоторое время я ворочался, кляня себя за то, что вовремя не вышел из твиттера.
19 марта 2014 года, в день моего 43-летия, жизнь резко изменилась. Следователь, с присущим ему своеобразным чувством юмора, принял решение арестовать меня, и я был помещён в Следственный изолятор №1 г. Новосибирска. Именно здесь и произошло моё, на этот раз вынужденное, превращения в телезрителя.
В тюрьме, если у тебя нет привычки к чтению, жизнь скучна до невыносимости. Такие люди сутками смотрят телевизор, он здесь работает постоянно. То ли сказывается сенсорный голод, то ли привычка, то ли это просто возможность хоть как-то отключиться от окружающей действительности, но смотрится всё подряд: так называемые новости, бесконечные ток-шоу с квазидискуссиями, программы про больных звёзд и экстрасенсов, похожих на мошенников… Смотрится даже «Дом-2».
Результаты этого бесконечного телемарафона просто ужасны. Даже очень неглупые люди начинают мыслить штампами и клише. Мир для них становится очень простым и понятным: «США ведут против нас необъявленную войну», «юго-восток Украины борется за жизнь и свободу», «присоединив Крым, мы восстановили историческую справедливость», «Путин, конечно, не всегда прав, но с Украиной он поступает абсолютно верно» и вообще «русские на войне своих не бросают».
Удивительное свойство русской души: остро переживать несправедливость по отношению к себе и вполне допускать несправедливость по отношению к другим. Любой арестант расскажет вам трогательную историю о своём несправедливом заключении в тюрьму, но при этом, если речь зайдёт об Украине, он тут же начнёт выдавать фразы из телевизора о «зверствах бандеровцев».
В тюрьме, оставив только телевизор, арестантов сажают на информационную «баланду» — редкостную гадость, употреблять которую можно только в случае крайнего голода, причём с высоким риском для ментального здоровья.
Я не склонен идеализировать интернет, тем более что в России он всё больше дрейфует в сторону «китайской модели», но всемирная паутина даёт возможность выбора: по любому вопросу можно найти весь спектр мнений и, сопоставив информацию от противоборствующих сторон, сформировать собственную позицию. Просматривая госканалы, вы, увы, лишены такой возможности. На этом фоне информационным оазисом выглядят даже Euronews в утреннем эфире канала «Культура», каким-то чудом уцелевшие на российском ТВ. Там мы ещё можем видеть каноническую журналистику, когда в сюжете представлены как минимум две точки зрения.
В первые тюремные дни мой сосед по камере (на воле он работал бизнес-консультантом), видимо, прочитав на моём лице недоумение, граничащее с отвращением, при взгляде на телевизор, сказал: «Ничего, скоро привыкнете». Но я не привык. Книги, пресса, настольные игры и активная разъяснительная работа о вреде госпропаганды принесли плоды: время телесмотрения в нашей камере заметно сократилось. В крайнем случае у меня есть средство индивидуальной защиты: беруши, как оказалось, вещь в тюрьме просто незаменимая.
Любая попытка вернуть его в сознание чревата вспышками агрессии в ваш адрес с обвинениями в пособничестве западным врагам и отсутствии патриотизма.
С точки зрения российской власти, арестант — идеальный россиянин: он 24 часа в сутки смотрит телевизор и никуда не выходит. Мы же рецепт против телезомбирования находим в бессмертном булгаковском диалоге профессора Преображенского с доктором Борменталем:
— …и — боже вас сохрани — не читайте до обеда советских газет.
— Да ведь других нет.
— Вот никаких и не читайте.
