Текст: Дмитрий Петров
Картинки: wikimedia.org
«Ты можешь жить грубя, ты можешь жить любя,
но, если ты не мент, возьмут и тебя».
БГ (из песни «Немое кино»)
Прошло полтора года моей тюремной жизни. Уже полтора или всего полтора? Зависит от точки отсчёта. Прибывшим сюда впервые это кажется долгим сроком. Опытным же сидельцам, получившим больше «десятки», которые нет-нет да заезжают на «централ» на излёте своего срока, чтобы в очередной раз что-то обжаловать, эти полтора года — «о чём вообще? на одной ноге простоять». Время здесь воспринимается странным образом.
Скудость внешних событий активизирует внутренние механизмы человека. Дефицит впечатлений компенсируется интенсивной внутренней работой. Начинаешь больше и глубже думать. Читаешь тексты, объём которых «в той жизни» лишал их шанса быть прочитанными. Поэтому монотонность дней не убыстряет время, как это обычно бывает. И уже ясно, что оно замедляется не яркостью впечатлений, а глубиной переживаний.
Меня периодически спрашивают, не собираюсь ли я писать книгу обо всём, что со мной происходит. «Не знаю», — честно отвечаю я. Как-то глупо приступать к литературной деятельности, вплотную подобравшись к тому возрастному рубежу, на котором большинство настоящих писателей отошли в мир иной. Впрочем, «нынешние как-то проскочили…». Но дело даже не в этом. Просто пока эта история ещё не закончилась, а, как мы помним, суть любого процесса лежит за его пределами. Пазл не собран, гештальт не закрыт, слон не ощупан. Однако постепенно в голове проясняются смысловые контуры, как очертания на бумаге под действием проявителя в эпоху доцифровой фотографии. Мысли теснятся в голове, как зэки в переполненном боксе. И чтобы они не рассыпались бусинами порванных арестантских чёток, попробую донести хотя бы одну.
Не важно, по какую сторону решётки вы в данный момент находитесь: ситуация может измениться в любой момент. «Я же ничего такого не делал» немного успокаивает, но ничуть не защищает вас. Переводя с медицинского на следовательский: невиновных нет, есть недорасследованные. Не будем сгущать краски, всё-таки большинство по эту сторону решётки нарушило закон. Что, впрочем, не даёт следователям и судьям выводить их за рамки закона, как происходит сплошь и рядом. За эти полтора года мне повстречались люди (и их немало), которых посадили за то, за что можно посадить практически любого. Судите сами. Водитель, попытавшийся сунуть тысячу рублей гаишнику (лишение свободы до восьми лет, если что). Ещё один водитель: у него, бедолаги, лопнуло переднее колесо, машину вынесло на встречку, в лобовом столкновении погибли двое парней, ему — переломало ноги. Казалось бы, роковое стечение обстоятельств, но в дело вмешались родственники в погонах одного из парней, и дело начало набирать оборот. Другой занимался строительством дач и бань, работал себе тихонечко десять лет. Как водится в этом бизнесе, время от времени случались трения с заказчиками, но все конфликты он как-то улаживал. До тех пор пока в клиентах у него не оказалась одна судья. «Я тебя посажу!» — защищала она свои права потребителя. Сказано — сделано, и поехал парень отдыхать на курорты сибирского края на 6,5 лет. Или вот ещё один предприниматель. Торговал он строительными материалами, торговал, да грянул на беду кризис, пошли задержки с поставками. В прежние времена — глядишь, и уладил бы всё путём мирных переговоров, но не в нынешнее тревожное время. Когда отчизна в кольце внешних врагов, с внутренними она борется беспощадно. Ряд таких историй можно продолжать. У них есть одна общая черта. Почти в каждой, если копнуть чуть глубже, покажется погон или уголок мантии.
Причём, если раньше силовики и суды были лишь инструментом для реализации чьей-то воли, будь то чиновник или бизнесмен, то сейчас они сами по себе и заказчики, и исполнители.
В последние годы президент, испытывая приступы тревоги за стабильность, всё меньше и меньше доверял всяким там мэрам и губернаторам (бизнесу и гражданам он не доверял с самого начала) и всё больше передавал власть на местах силовым органам, плотью от плоти которых он и является. В итоге система дозрела до своей финальной стадии, когда реальная власть сосредоточилась в руках людей без имени и без лица, но зато в погонах. Сегодня любой региональный руководитель — это запуганное и затравленное существо, ожидающее ареста в любой момент. Тут не то что из красного превратишься в трёхцветного, тут, если завтра президент сделает каминг-аут, послезавтра по всей стране будут висеть радужные флаги, а все чиновники бросятся уверять, что они занимаются этим уже много лет.
Фортуна в лице верховного главнокомандующего возложила на плечи людей в погонах сладкое бремя власти. А поскольку никаких твёрдых моральных принципов и этических основ у большинства из них нет, эта власть породила ощущение безнаказанности и вседозволенности. Так пьяный дембель в накрахмаленных погонах и эполетах из бельевой верёвки куражится и хамит в плацкартном вагоне, потому как погоны ещё есть, а начальства уже нет, и значит — «слышь, ты чё на меня так дерзко смотришь? щас я научу тебя родину любить!». Вот и садятся, кто за дерзкий взгляд, кто за то, что не отдал по первому требованию человеку в погонах то, что он возжелал: то ли бутылку коньяка, то ли нефтяной заводик.
Разумеется, внутри судебно-следственной касты существует своя иерархия. На вершине пирамиды — «рыцари в серых плащах», ФСБ; под ними — суды, прокуратура и Следственный комитет; ниже — полиция и наркоконтроль. Несмотря на постоянную возню бульдогов под ковром, внутри касты действует принцип круговой поруки. Любые нарушения закона «своими» покрываются, «посадки» не часты. Как правило, всё заканчивается дисциплинарными взысканиями, реже — увольнениями. Зато по отношению к «чужим» используется вся мощь репрессионной машины. Коготок увяз — пропала птичка. «Чужие» здесь — всего лишь расходный материал, удобрение для служебного роста и премий в конце года. Уже никто — ни суд, ни следствие — не занимается расследованием, то есть установлением истины по делу. Вместо презумпции невиновности действует принцип презумпции виновности. Если на тебя завели дело, то с этого момента ты считаешься преступником и получаешь статус «жулика», — так именуют всех обвиняемых и подсудимых наши правоохранительные органы. Оправдательных приговоров суды практически не выносят (десятые доли процента). В основном дела «раскрываются» с помощью «досудебщиков» — людей, которые подписали со следствием досудебное соглашение в обмен на возможное смягчение наказания. В таких делах большинство доказательств буквально придумывается следователем, «досудебщики» только ставят подпись под «своими» показаниями. Очень широко распространён так называемый особый порядок судопроизводства — это когда подсудимый полностью признаёт свою «вину»: суд проходит за одно–два заседания без исследования доказательств и иных материалов дела. Использование «досудебщиков» в качестве основных источников доказательств и особый порядок судопроизводства быстро привели к деградации следственных органов, а суды превратили по сути в карательные органы. Всё это, как правило, сопровождается многочисленными нарушениями норм и требований уголовно-процессуального кодекса. Словом, если у кого-то ещё сохранилась иллюзия, что в нашей стране есть объективные следствие и правосудие, то пора распрощаться с ней — этого нет и в помине.
И весь ужас в том, что те, кто наделён полномочиями защищать и применять закон (защиту слабых), являются его главными нарушителями и используют его исключительно в карательных целях. Таким образом, сравнительно небольшая группа людей монополизировала правоприменение при полной безнаказанности и отсутствии контроля, сосредоточила в своих руках всю власть и развернула тихий террор против граждан страны. Так что если вы не принадлежите к судебно-следственной касте, то над вами нависла реальная (подчёркиваю — реальная) угроза стать жертвой этого тихого террора. Никто из нас не защищён, потому что они украли и присвоили нашу защиту. Они в броне и с пулемётами, а мы голые и безоружные.
Бесконтрольность и безнаказанность одних и лишение прав и закона других возвращают человека в каменный век. Туда мы прямиком и катимся из эпохи развитого феодализма. Ведь цивилизованность общества определяется не количеством гаджетов и девайсов, а качеством социальных отношений. Тем более что девайсы и гаджеты отбираются на входе в СИЗО.
