Наталья Ласкина
филолог, преподаватель зарубежной литературы
Я хочу сказать несколько слов на тему главной новости, увы, уже не дня и месяца, а как минимум всего года. Еще раз, потому что мое мнение изменилось. Теперь я думаю, что глупо было задавать вопросы о вере, о святом, о христианстве. Теперь я не сомневаюсь, что ни о какой вере речь не идет, но дальше будет не об этом, и спорить с теми, кто себя все еще считает защитниками веры, не буду. Я знаю, что на стороне обвинения есть хорошие и умные люди, но устала пытаться их понять.
Именно в этом, мне кажется, рубеж, который будет скоро закреплен приговором Pussy Riot, каким бы он ни был. Разговор зашел в тупик, больше не о чем спорить, настало другое время. Надо думать, какое оно и как в нем жить.
Средние века в очередной раз начались? Аналогия при всей очевидности и популярности кажется мне натянутой: во времена инквизиции не было никаких конституций с 14-й статьей. Тех, кстати, кто бы честно добивался отмены этой статьи и введения настоящей инквизиции, я бы понять могла, но вижу что-то совсем другое.
Одновременно в ответ на любую жалобу на беззаконие или просто тяжелую долю сыплется «развопились тут» и «нечего вякать».
«Что вы так раскричались?» — пишут люди в твиттер капслоком и ставят двадцать восклицательных знаков. «Что вы сами-то сделали, чтобы было лучше»? — надменно спрашивают юные клерки ученых, учителей, медсестер, посмевших рассказать, с чем они не могут справиться без общей помощи.
Смертельные болезни и страшные катастрофы, фотографии больных детей и трупов еще задевают какие-то струны, и многие бросаются на помощь. Вызывают нормальную человеческую реакцию и проблемы самых близких, в пределах семьи или тесного дружеского круга. Все, что между чудовищным страданием дальнего и страданием самого ближнего, — в зоне бесчувствия.
http://www.flickr.com/photos/65222603@N05/6893226972/
Люди сидят полгода в тюрьме по обвинению в хулиганстве, их вина даже еще не установлена судом, а вокруг говорят: пусть сидят, они меня обидели, не им одним плохо, у них песни плохие, они провокаторы, за них какие-то противные шендеровичи.
Было ли так в мрачное и кровавое Средневековье? Я не медиевист, но сомневаюсь. Телевизора и интернета не было. Средневековый человек гораздо меньше знал о том, что происходит за рамками видимого ему мира и социума. Если на его глазах тащили-таки на костер ведьму, он верил, что так спасают ее душу — да-да, спасают, а не наказывают. Подавляющее большинство людей тогда и вовсе не видели никаких костров. Сейчас тоже многие умудряются не видеть, не знать — это нормально, это понятно. Но вот тот, кто видит, но при этом считает нужным показать и рассказать всем, какой он суровый и безжалостный, как ему все это наскучило, какие все вокруг наивные истерички, — это что-то новое. Такой странный появился продукт медиакратии и глобализации: люди, которые в курсе всех новостей, но которых ничего не волнует, и они этим громко и многословно гордятся. Равнодушие их при этом всегда очень удобно оказывается в пользу любых действий власти. Если власть передумает жечь ведьм и начнет жечь храмы, ничего принципиально не изменится, разве что десяток искренних защитников святынь поменяются местами с такими же яростными безбожниками.
Что дальше? Как в этой реальности жить ну вот, скажем, мне? (Таких, как я, на самом деле больше, чем кажется, нас просто по телевизору не показывают.) Изменилось вроде совсем немного, но понятно, что правила игры теперь стали опаснее. Мало ли от чего еще по телевизору подскажут испытать душевную боль. Я вот уже успела в предыдущем предложении оскорбить чувства верующих, заподозрив, что они пробуждаются по указке.
Иероним Босх, "Страшный суд" (фрагмент)
Рано, конечно, пугаться, эта власть жрет пока еще далеко не всех подряд, хотя все менее разборчиво. И рано вспоминать другие суровые времена: сила этой власти не в фанатизме, а в бессердечном равнодушии. Потому и не верится, что это навсегда или очень надолго, не начинаются большие эпохи так уныло.
У моего поколения есть одно преимущество перед теми, у кого вся сознательная жизнь прошла «при Путине»: я смутно помню еще череду смертей генсеков, и в моей памяти с детства застряла мысль, что любую власть можно будет увидеть в гробу. Сомнительная это надежда — одно зло сменит другое — но неправда, что они все одинаковые: кто-то тебя сразу убьет, кто-то помучает, кто-то позволит пожить.
То, настоящее Средневековье учит нас, что хлипкие умники и книгочеи не хуже крыс и тараканов умеют переживать любые катаклизмы. Не успели костер разжечь для ведьмы, а какой-то монах уже опять раскопал древнюю книжку и читает по слогам. Может статься, это он ведьму и осудил, но книжка сделает свое дело.
Сибирь, я думаю, отличное место для этого времени, лучшее в России. Здесь коллективная память — это память жертв, беглецов, сосланных и заключенных. Сейчас она может подсказать что-то полезное или хотя бы удержать новоявленных добровольных тюремщиков от излишнего рвения.
