«В Дагестане все события приобретают особый колорит»

Текст: Семён Панин
Фото: Лена Франц

Алиса Ганиева — автор повести «Салам тебе, Далгат!», изданной под псевдонимом Гулла Хирачев, за который она получила премию «Дебют», и романа «Праздничная гора», — представила на КРЯККЕ своё новое произведение «Жених и невеста». Мы поговорили с дагестанской писательницей о многогранности её Родины, о том, почему важно сохранять традиции и соблюдать светские законы, и немного о травелогах.

Беседа проходила на Красноярской ярмарке книжной культуры, организованной Фондом Михаила Прохорова.

— Вы окончили школу в Дагестане и сразу уехали в Москву. Почему? Это потребность в образовании или вы бежали от традиций?

— Ещё учась в школе, я много слышала про Литературный институт. Вокруг него ходило много приятных мифов, мне хотелось поступить туда, хотя родители уговаривали остаться в экономическом университете. Я готовилась, занималась математикой, сдавала экзамены в Махачкале. Но параллельно поступила в Литинститут и, конечно, выбрала его. Начала интересоваться современной литературой, познакомилась со многими авторами, которые начинали работать в «нулевых», потом начала писать критику, рецензии и статьи, издаваться в так называемых толстых журналах и, в конце концов, написала свой первый художественный текст под псевдонимом.

— Вы давно живёте в Москве, почему всё-таки все события ваших романов происходят именно в Дагестане?

— На самом деле только декорации дагестанские. Главные проблемы, которые проступают сами собой в моих текстах, присущи не только Дагестану, но и России в целом, и некоторым точкам в мире: ближневосточные конфликты, столкновения религиозных сообществ даже в демократических странах типа США, столкновения открытых и закрытых обществ. Также никто не отменяет вечные темы: любовь, ненависть, смерть, радость и так далее. Просто в Дагестане все эти события приобретают особый колорит. Это любопытное место, в котором много пассионарности, энергии, разнообразия. В одном месте намешано всё: разные народы, образы жизни, ментальности, разность мышления, способов выживания.

Там средневековый образ жизни соседствует с передовой креативностью, а авантюрность людей сочетается с закрытостью и мракобесием.

В Махачкале можно найти и обтягивающие джинсы, и хипстеров, которые танцуют брэйк-данс, и граффити, и анархистов, и рокеров, но всё это соседствует с местными гопниками и закрытыми верующими людьми. Это создаёт некую палитру жизни, которую интересно описывать. А дистанция позволяет увидеть это острее.

— А в чём конкретно проявляется это разнообразие?

— Примеры креативности и разнообразия проявляются в урбанистическом, архитектурном пространстве. Видно, что это хаос: всё заброшено, нет никакой системы, никакой регуляции. Махачкала — это город без плана, без какой-то одной линии и темы, всё строят, как хотят, даже на тротуарах перед каждым домом своя плитка. Всё это буйство разнообразия говорит о том, что каждый — хозяин своего личного клочка земли, каждый абсолютно по-своему выделывается. При этом постоянное ощущение какой-то напряжённости. С одной стороны, она может кого-то напрягать: там нельзя просто пройти по улице, чтобы тебя никто не изучил пятьдесят тысяч раз, девушки изучают девушек, как у Грибоедова: кто во что одет, кто как себя ведёт, кто как идёт. Любое событие вызывает появление толп зевак, сильное любопытство.

Вообще любопытство — это хорошее качество, оно ведёт к познанию. Но, с другой стороны, это ведёт к какой-то стихийности и разболтанности, потому что всё время что-то происходит.

Поэтому это очень богатая почва для человека, который хочет написать рассказ или повесть. Я думаю, мне было бы скучно жить в некоторых других провинциальных городах России. Если б мне надо было выбрать, я, наверное, выбрала бы какие-то крупные города, типа Екатеринбурга, Красноярска, Владивостока, Санкт-Петербурга — где бурлит жизнь. В Дагестане она тоже бурлит, но бурлит по-своему, и в том числе мои читатели тоже живут на Северном Кавказе, но в других республиках. Они говорят, что Дагестан — это лакмусовая бумажка всего региона, потому что там сочетается всё, что невозможно встретить в других республиках. Например, в Чечне очень сложно найти магазин с алкоголем, а на улице все одеты примерно одинаково.

— Вы говорите про богатство места и декораций, но оно ведь ещё и наполнено культурой и традициями, которые открываются перед нами с новой стороны во время знакомства с вашими текстами. Приходится сталкиваться с непониманием или протестами со стороны соотечественников?

— Я не иду ни на какие прямые конфликты, я изображаю жизнь в разных её проявлениях. У меня нет довлеющей авторской позиции, какой-то чётко прописанной морали. Я просто предоставляю слово персонажам, у каждого из которых есть своё мнение. Иногда у меня даже слишком много этих персонажей, например, в «Праздничной горе» их немыслимое количество, и спорят они по довольно острым поводам. И каждый там может найти кого-то, кто похож на него. Некоторых это отражение раздражает, кто-то начинает корчиться и говорить: «Нет, это неправда, это искажение и передёргивание», но большинство признаёт: «Да, есть, но вот зачем же нас „мордой в грязь“ и выворачивать всё грязное белье на российского читателя?». Но при этом дагестанцы не понимают, что то, что они считают каким-то позором, что нужно прятать, наоборот — именно этим они и интересны: разнообразием, другим взглядом на вещи.

Книга Алисы Ганиевой «Жених и невеста»

— Например?

— В романе я показала доминирующих ругающихся женщин, женщин-управительниц. И, хотя это явление традиционно для Дагестана, многим это показалось лишним. Сейчас женщину пытаются загнать в какие-то мусульманские рамки, становится модным многожёнство.

Вот эта роль заложницы сераля, которая сидит на диване в золоте, мирно ждёт мужа и не работает — это просто не свойственно работящей, мозолистой, басовитой дагестанской женщине.

На самом деле в Дагестане довольно много так называемых «бучих» — девушек, которые занимаются спортом, борьбой, участвуют в силовых соревнованиях, наряжаются по-маскулинному. Мне это кажется традиционным, потому что во время войн женщины тоже очень часто надевали на себя мужские одежды и владели оружием. Эти несколько дисгармоничные ноты не очень вписываются в традиционные представления о нежной горянке и режут слух. Но это не то, чего стоит стыдиться, это как раз что-то подлинное.

— А насколько сейчас логично перекладывать традиции, которые существовали, скажем, сто лет назад, на нынешнее время?

— Это совершенно не нужно делать, всё изменилось. Но, с другой стороны, если бы современные законы соблюдались, то всё было бы нормально. Проблема в том, что иногда Конституция в Дагестане, как и кое-где в России, работает плоховато. Уголовный кодекс — тоже с большими натяжками, потому что управляет там сила власти, кошелька; группировки, которые сложились ещё в 90-е, продолжают править бал. Бывают какие-то бесправные похищения, пытки, разные несправедливости, с которыми люди сталкиваются. Часто случается, что человек возмущается, когда ему приходится давать взятки, хотя сам при этом взятки он берёт. К сожалению, несмотря на пассионарность, коррупция и круговая порука уже настолько проникли во все слои общества, что те самые исламские экстремисты везут в лес и убивают чиновников и полицейских, выставляя себя при этом себя святошами, борющимися с грехами и коррупцией. Чем они и «подкупают» подростков: «Смотрите, какое бесправие, светские законы не работают. А давайте установим работающие законы, где за воровство будут отрубать руки?». На многих это действует, и так называемое исламское подполье — это проявление какой-то оппозиции и бесправия. Не всё так безоблачно, как представляют, всё очень двумерно, запутанно, поэтому пока что три мои книги об этом, хотя в будущем я могу переключиться на что-то другое.

— Одна из главных тем КРЯККа — травелог. У вас не было желания написать травелог про Дагестан? Ведь, как показывает практика, это интересный, но довольно неизведанный регион, и мало кто про него может написать откровенно, честно, и при этом не исказив никаких фактов.

— Да, такого травелога пока нет, потому что вся информация о Дагестане — это либо сплошной негатив и чернуха, террористы и какой-то кошмар, либо какая-то глянцевая искажающая реальность туристическая брошюра о прекрасных горах и смелых джигитах. Золотой середины пока нет, и у меня конкретных планов на этот счёт не имеется. Вообще это сложная задача, ведь то, что человек, впервые приехавший в Дагестан, увидит, очень зависит от того, с кем и к кому он туда приедет и куда его повезут. Дагестан очень разный. Если ты проведёшь время в Махачкале, в какой-то религиозной семье среднего достатка — это одно впечатление; если ты попадёшь в семью интеллигенции из Дербента — это будет уже другое. Это будут две совершенно разных республики. Но, мне кажется, ездить в Дагестан и не видеть горы — вообще как-то странно, потому что настоящий Дагестан именно там.

Читать также:


«Смог заинтересовать — молодец. Не смог — на выход»
Научный журналист и автор книги «Кто бы мог подумать! Как мозг заставляет нас делать глупости» Ася Казанцева рассказывает о том, какой научпоп сегодня востребован читателем, и прогнозирует судьбу книг про науку в России.


«Человеческий потенциал — единственное, что можно предложить миру»
Культуролог и переводчик Виктор Сонькин рассказал «Сибурбии» о просветительских проектах, историческом оптимизме и о том, почему светлые головы лучше танка «Армата».


Битва хоров
Кто такая Светлана Алексиевич, за что ей дали Нобелевскую премию и почему её книги надо читать, даже (и особенно), если не нравится.


«Мне интересно, как реальное время бытует в личности»
Линор Горалик рассказала «Сибурбии» о частном пространстве, властной риторике и о том, как нужно и не нужно читать поэзию.


Живая вода
Книга Полины Барсковой «Живые картины» трудно поддаётся описанию, но, несомненно, стоит (и даже требует) прочтения.


Добавить комментарий

Вы должны войти чтобы оставить комментарий

Siburbia © 2024 Все права защищены

.