Без дураков

Текст: Антонина Стерина
Фото: Александра Попова

Екатерина и Владимир Мирзоевы

В понедельник, 27 февраля, в кинотеатре «Победа» состоялась новосибирская премьера фильма Владимира Мирзоева «Борис Годунов» — острой политической драмы, где аутентичный пушкинский текст помещен в современные реалии. Хотя фильм изначально планировался к юбилею Александра Сергеевича, и у его создателей не было, по их выражению, намерения «показать нынешней власти фигу в кармане», «Борис Годунов» накануне главных выборов страны звучит чрезвычайно актуально.

Сам режиссер, а также его жена — генеральный продюсер фильма Екатерина Мирзоева, занимают, как сегодня принято говорить, активную гражданскую позицию, о которой и рассказали в своем интервью для Siburbia.

Вы не снимаете кино на государственные деньги, предпочитая привлекать частных инвесторов. А как, на ваш взгляд, вообще обстоят сейчас дела в нашей киноиндустрии?

Екатерина Мирзоева: Удивляюсь, как у нас вообще что-то достойное снимается. Ведь в кино, как и в политике, полностью отсутствует конкуренция, — и это порочная ситуация. Поднадоевший пример — Никита Михалков со своей «Цитаделью». Беспомощное кино, сделанное уже не художником, а функционером. При этом на фильм потрачены колоссальные средства, премьера сразу на тысяче экранов по всей стране. Фильм пиарят на федеральных телеканалах, заранее зная, что соберет он немного. Публика была сильно разочарована первой частью «Утомленных солнцем–2». Если бы, скажем, у «Цитадели» и «Бориса Годунова» были равные возможности — хотя бы в плане продвижения и проката, если не производственного бюджета — зритель бы сам решал, что ему ближе. Пусть будут и такие фильмы, как «Яйца судьбы» или «Любовь-морковь». Если это кому-нибудь нужно — пусть и это будет. А то парадоксальная получается ситуация.

Насколько показательной является, на ваш взгляд, ситуация, когда при такой монополии государство не оказывает поддержку важным культурным проектам?

Владимир Мирзоев: Я думаю, это недоразумение. Непонимание того, как вещи работают. Видимо, те, кто сейчас при власти, считают, что просвещенный россиянин, который ценит и понимает искусство — опасный человек.

Почему?

В.М.: Просвещенный человек, чувствующий искусство, опасен уже тем, что склонен к рефлексии. Он способен анализировать события, понимать не только слова, но и подтексты. Им можно некоторое время манипулировать, но, в конце концов, он все равно разберется в ситуации. Анализ нашей политики (да и антропологии) за последние десять лет любому мыслящему человеку говорит, даже не говорит, а кричит во все горло: «мы деградируем, нужно что-то срочно менять».

При этом ничего не меняется.

В.М.: В обществе? Это другой вопрос. Мы говорим о том, почему те, кто от нашего имени управляет государством, любят только один тип художника — им мил тот, кто лижет хозяйский сапог.

Екатерина и Владимир Мирзоевы

В этом смысле действительно ничего не изменилось со времен Пушкина.

В.М.: Получается, что ходим по кругу. Двадцать первое столетье на дворе, а у нас действует все тот же архаичный принцип господства и подчинения, который отражен в народной пословице: «Я начальник — ты дурак, ты начальник — я дурак». Все это страшно тормозит общество, ставит под вопрос его гармоничное развитие. Но это торможение выгодно номенклатуре. Их колоссальные капиталы накоплены не из наших налогов, а из дивидендов, полученных от продажи сырья. То есть, общество является лишним элементом в этой цепочке. А если элемент лишний, почему он должен быть просвещенным? Почему вообще он должен думать, говорить, иметь свое мнение?

Это неудобно.

В.М.: Это не просто неудобно — это опасно.

В чем причина того, что ситуация сейчас обстоит подобным образом?

В.М.: России очень опасно иметь сильного президента, с безграничными полномочиями, прописанными в нашей Конституции. Сказано: «власть развращает, а абсолютная власть развращает абсолютно». Золотые слова. То есть, кто бы ни оказался на первой позиции, рано или поздно он станет узурпатором. Любой, самый распрекрасный, добрый человек, получив бесконтрольную власть, оставаясь во власти слишком долго, гарантированно превращается в негодяя. Мы, общество, не имеем права подвергать людей такому искушению. Впрочем, этот закон работает везде, на любом уровне. Возьмем репертуарный театр: что можно сделать, чтобы ситуация здесь стала здоровой? Заключать контракт с художественным руководителем на два или три года. И потом жестко: большое спасибо, ищите другую работу. Контракт не должен продлеваться.
Е.М.: Как бы успешен ни был этот театр.
В.М.: Этот талантливый худрук может прийти в любой другой театр, сделать и его успешным. Но там будут другие актеры, другие обстоятельства. Сам режиссер перестанет цепляться за кресло. Его творческий потенциал раскроется в полной мере, потому что будет постоянный риск, движение. Я это четко для себя сформулировал и, когда пришел работать в Театр Станиславского, вел себя в соответствии с этой формулой. Сказал себе: в лучшем случае проработаю три года, в худшем — один, и не больше. Ушел через год, потому что увидел, что не смогу с такой администрацией осуществить задуманное, а раз так — зачем я там вообще буду болтаться? Меня никто не гнал, из театра не выпихивал, и я мог на этом месте сидеть всю оставшуюся жизнь. Ведь можно было рассудить и так: тебе выпал шанс, схватись за него и держись изо всех сил, пока Господь не призовет. Гарантированная работа, стабильный доход, положение в обществе. Захотел снять кино – позвал приятеля на постановку. Он временно погреет твое режиссерское кресло. Но для художника – это тупик, конец жизни до физического конца.

Екатерина и Владимир Мирзоевы на пресс-конференции

Возвращаясь к политике. Какие перспективы? Что нужно сделать, чтобы это изменить?

В.М.: Я бы предпочел, чтобы у нас была не президентская, а парламентская республика. Может быть, на время, а, если понравится — навсегда. Представим себе нормальный парламент, когда у каждой группы населения есть возможность донести свой голос, свои мысли до правительства. Такая модель устранит монополию, даст возможность заработать судебной системе, а если заработает она — постепенно заработают все другие институты.

Думаете, и закон об авторском праве заработает?

В.М.: В том числе.
Е.М.: Он, конечно, модифицируется, потому что сейчас он устарел. Володя все время говорит о том, что мы застряли в архаичной модели. Наш президент Медведев говорит о модернизации, но это только слова, а нужен настоящий рывок.

Внешне идет модернизация, а на самом деле мы остаемся на прежнем уровне, и власти боятся свободы мысли. Хотя декларируется свобода слова. Как думаете, почему ничего не изменилось?

В.М.: Потому что наши начальники сами люди из прошлого.
Е.М.: Они смертельно боятся конкуренции. Ведь к власти их привело не общество, а такое же начальство.
В.М.: Почти вся советская номенклатура сохранила свои прежние позиции — семьдесят процентов людей оттуда. Кроме того, процентов сорок менеджеров высшего звена — это выходцы из спецслужб. А ведь армия — это самая архаичная структура из всех возможных. В армии существует система жесткого вертикального подчинения. И для армии это нормально, но абсолютно неприемлемо для всего остального общества. Когда живое общество пытаются превратить в казарму, о какой конкуренции можно говорить? Конечно, плох тот солдат, который не хочет стать генералом, но, положа руку на сердце, какая конкуренция может быть между солдатом и генералом? Нужно менять модель, систему, тогда все заработает.

Искусство может повлиять на эту модель?

Е.М.: Именно искусство на неё и влияет.
В.М.: Культура — это единственное, что в нашем отечестве не деградирует, не иссякает. На какой период нашей истории ни взглянешь — в политике жуть, в социальной жизни жуть. Одних последствий крепостного права хватило на несколько поколений вперед. Эти последствия и привели нас к Октябрю 17-го. Единственное, что у нас есть — это наша культура. В каждом поколении есть большой поэт. Каждые семь, десять лет в искусствах что-то меняется, возникают не только модные тренды, но рождаются шедевры — в музыке, в литературе, в театре и в кино. Смотрите: мы берем пьесу, написанную в 1826 году — и она абсолютно, без всяких натяжек живет, то есть будоражит наш ум, тревожит сердце.

Екатерина и Владимир Мирзоевы

А что, на ваш взгляд, может сделать обыкновенный, не публичный человек, чтобы что-то изменилось в обществе?

Е.М.: Для каждого из нас наступил момент личного выбора. И даже человек, берущий сторону коррупционеров, вынужден объяснять свой выбор. Это вопрос ответственности. Я личность, я могу что-то изменить, я один, но нас таких много. Сто тысяч человек на Болотной — это не толпа, а сто тысяч личностей, которые сделали свой сознательный выбор. Вот это очень важно.

Я постоянно слышу истории, что чиновник Н. выходит на высокую трибуну и начинают пороть какую-то ахинею, а уйдя с неё, становится вдруг нормальным, все понимающим человеком. Мы уже один раз это прошли. Пора остановиться.
Поведение нашей номенклатуры во многом парадоксально. Эти люди постоянно произносят громкие и грозные слова о сильном государстве, и при этом последовательно его уничтожают. Уничтожают институты. Ведь что такое государство? Это не персоналии — это система институтов. И если в государстве не работает справедливый суд, практически отсутствует разделение властей, если в полиции работают люди, опасные для общества, — значит, это несостоявшееся государство. И это все сделали те люди, которые постоянно рассуждают о государстве!

Это и есть то самое двоемыслие.

В.М.: Все еще хуже. У меня есть серьезные подозрения, что это результат произошедшего с нами за последние сто лет. Чиновники сами не доверяют государству, которому якобы служат. Они генетически знают, что это чудовище, этот Молох может пожрать их в любой момент, переработать и утилизировать. Они – советские люди, люди ушедшей эпохи, в них говорит ментальный страх перед государственной машиной. Они сами ее, то есть по сути себя, так боятся, что стараются капитал складировать за границей, а семьи увозить от греха подальше в более цивилизованные страны.
Вот такой парадокс. Они коррупционеры, потому что в любой момент готовы отсюда свалить. Они не верят в государство, они его смертельно боятся! Как же можно в такой ситуации сложить две части — я имею в виду власть и общество? Как же их соединить во что-то более или менее современное и дееспособное? Это просто нереально!

Какой-то грустный у нас получился итог беседы.

Е.М.: Нет-нет! Я уверена, в обществе все идет в нужном направлении. Нужно просто набрать воздуха и громко сказать реплику из гоголевской «Женитьбы»: «Пошли вон, дураки!» А дальше, уже без дураков, построим то, что нам нужно.

Читать также:

i-да-Пушкин