Посмертные записки живой академии

Наталья Ласкина
филолог, преподаватель зарубежной литературы

Те, у кого есть друзья, товарищи и френды в московских академических институтах, с 16 по 18 сентября наблюдали взрыв. Учёные самого разного возраста и ранга, собравшиеся под стенами Думы, произносили похоронные речи и транслировали в фейсбук сигналы отчаяния. В Думе даже предложили пригласить протестующих на казнь, но правящая партия не снизошла. Закон о реформе Российской академии наук стремительно приняли, не глядя в глаза реформируемым.

Официальная версия доведена до чистоты афоризма: все учёные довольны, а кто недоволен — тот не учёный. Депутат от, увы, Новосибирской области перестаралась и заявила, что у парламента стояли некие проплаченные завсегдатаи оппозиционных митингов. (Я теперь буду помнить фамилию и лицо депутата, но за хороший пиар эта неприятная выходка всё равно не сойдёт.)

В общем, всё, как мы привыкли. Метод мне и моим коллегам знаком: по той же схеме вводили ЕГЭ и принимали закон об образовании. Начинают с обсуждения назревшей модернизации, заканчивают переделом собственности, все неудобные мнения игнорируют.

Мне нечего сказать редким людям, заведомо согласным с тем, что имущество РАН надо срочно передоверить правительству, которому я бы не доверила управлять моим холодильником. Зато есть смысл немного поговорить о других странных верованиях, всплывающих в дискуссии, причём с обеих сторон. О словах, осадок от которых останется, даже если закон окажется не так опасен.

«Науке не нужна академия»

Есть сильные учёные, которые работают не в академических институтах, есть признанные гении, которые так и не стали академиками, — значит, можно обойтись без РАН? Простая логическая ловушка. Из того, что не все научные задачи решает академия, не следует, что она не решает никаких задач.

Тысячи людей самого разного возраста и ранга в огромной, неоднородной системе институтов выполняют работу, которую больше нигде не сделать.

Фото: А. Геодакян/ИТАР-ТАСС

Я бы рада, как принято в таких обсуждениях, привести примеры из жизни физиков, с которыми только и ассоциирует обыватель слово «наука», но лучше скажу о единственной научной области, в которой я разбираюсь. Если вы читаете не только ленту новостей, то знаете, что такое академическое издание. Читая такую книгу, вы уверены, что перед вами именно тот текст, что был в рукописи автора, а не фантазия небрежного редактора, и вы получаете массу проверенной учёными информации, которая может пригодиться думающему читателю. Это так далеко от попсового образа науки, что, возможно, вам просто не приходило в голову, что это тоже работа учёных. У них нет загадочных огромных машин, им не положена Нобелевская премия, они не становятся властителями дум — зато плоды их труда украшают книжные полки и коллекции файлов даже тех людей, что ругаются словом «гуманитарий». Так вот, переложить весь этот труд на университеты в сегодняшней России невозможно, и частных альтернатив до сих пор нет. Не будет академических институтов — не будет собраний сочинений и «Литературных памятников». Думать, что чиновники лучше учёных организуют такую работу, могут лишь счастливцы, давно не видевшие чиновников.

«Наука в России никому не нужна»

Опровергается, как все дурные обобщения, легко: я не никто, я в России, мне наука нужна; но подразумевают-то, конечно, не всех людей, а носителей власти и силы.

Когда раздаётся плач, что «этому государству» фундаментальная наука ни к чему, наступает полный консенсус. Но этому государству не нужны также образование, медицина, искусство и живые люди. Оно сумасшедшее.

Правда, это не поможет от вернувшейся в моду старой интеллигентской болезни: академия, дескать, не нужна некоему «народу», тёмному большинству, воплотившемуся в милиционере Пашкине, объяснившему академику Захарову, что академик никто, потому что не Эйнштейн. Да, в массовом сознании доминирует поп-культура: если тебя нет в хит-параде — ты ничего не значишь. Некоторых наук, как и некоторых музыкальных стилей, в хит-параде не будет вообще никогда, нельзя же это всерьёз принимать.

На самом деле, если в России спрашивать прохожих, нужна ли народу физика (или история, или культура, или дары свободы, или хлеб с маслом) — русский человек всегда будет отвечать отрицательно. К его мнению и потребностям этот ответ не имеет никакого отношения. Люди твёрдо помнят: раз начали обсуждать, надо ли что-то народу, значит, собрались отбирать, а раз собрались отбирать, так лучше не перечить, авось что-нибудь сбережёшь.

«Все хорошие учёные давно уехали»

Самый бредовый и потому самый популярный мотив сезона, поддержанный зачем-то несколькими хорошими учёными из уехавших. Нам нравится думать, что покинутые нами люди, места и дела без нас увядают. Когда мы бежим от зла, нам хочется верить, что дома без нас зло сразу победило, никто не спасся. Люди науки должны бы понимать, что эти чувства никак не связаны с реальностью.

Надпись на бетонном ограждении дамбы ГЭС в Новосибирске

Историки и литературоведы контрабандой вывезли из госархивов источники? Археологи упаковали в чемоданы места своих раскопок, а лингвисты закупорили в баночки живую русскую речь? Как проходил выезд тех биологов и геологов, чьи научные интересы географически привязаны к России? А те, кто ездит туда-сюда, что, магическим образом то теряют талант и статус, то обретают? А свежие выпускники и аспиранты, чей вклад в науку рано оценивать?

Вместо таких элементарных вопросов коллективное сознание после слов «все уехали» начинает выдавать с фирменным псевдодостоевским сладострастием: «Да-да, все учёные сбежали, да что там — все люди из России давно сбежали, да и нет никакой России, и нас с вами нет, один только призрак больной русской души бредит», и так до полного изнеможения, как мы умеем лучше всех в мире.

Вменяемые доводы в пользу закона тоже нашлись: одни уверены, что паника преждевременна, институтам оставили достаточно свободы, другие — что с помощью объективной оценки со стороны можно будет отделить зёрна от плевел и освободить таланты от гнёта бездарностей. Беда в том, что такие варианты возможны только при условии абсолютной честности и полной компетентности управляющих, как со стороны правительства, так и со стороны руководства РАН. Уже сам стиль поведения властей в отношении протестующих — от пренебрежения до откровенного хамства — не оставляет больших надежд. Часть сторонников реформы внутри научного мира позволяет себе настолько презрительный тон в адрес своих встревоженных коллег, независимо от возраста и заслуг последних, что трудно поверить и в беспристрастность неминуемого внутреннего «передела».

Фото: Алексей Ничукин/ РИА Новости

Это прозвучит немного зло, но сотрудникам РАН, думаю, было полезно осознать, что в глазах власти они такие же грошовые холопы, как и все остальные. Терпеть не могу похоронную метафорику, однако и из неё можно извлечь пользу, раз уж сами поставили надгробие. Академии, стоявшей на собственных похоронах, уже нечего бояться.

Читать также:

По ведущей вниз лестнице

Не первое сентября
Наталья Ласкина до боли доходчиво объясняет, как успешных, но невнимательных жителей России на каждом углу поджидают зловещие плоды трудов всяких мымр.