Текст, фото: Иван Козлов
Антонио Джеуза — куратор и арт-деятель, включённый журналом «АртГид» в топ самых влиятельных фигур в русском искусстве за 2013 год. Кроме этого, Джеуза ещё и историк искусства и один из главных специалистов по российскому видеоарту. Свои энциклопедические знания об этом предмете он воплотил в проект-энциклопедию, которую в конце прошлого года презентовал в пермском музее современного искусства PERMM и назвал её «ВИДЕО#РОССИЯ!». Мы прогулялись по выставке, а затем поговорили с Антонио, узнав у него, где в России сильнее всего любят видеоарт и с какими проблемами приходится сталкиваться этой любви.
— На выставке «ВИДЕО#РОССИЯ!» представлены работы, созданные «в период, когда СССР ушёл в прошлое» — такова, во всяком случае, формулировка в релизе. Какие ещё исторические события более всего определили развитие видеоарта в России?
— Искусство (и, прежде всего, современное искусство) отражает мир, отражает ту реальность, в которой мы живём. На выставке есть работы, которые отлично передают дух времени. Прелесть современного искусства в том, что оно никогда не врёт и показывает мир таким, какой он есть, хотя иногда это изображение, безусловно, нелегко считывается.
— Всё это довольно общо, давайте говорить конкретнее: например, именно ранние работы времён перестройки и распада СССР чем примечательны?
— С исторической точки зрения ранние работы достаточно наивны — в хорошем смысле слова. Они сделаны пионерами видеоарта и поэтому они экспериментальны по сути: тогда авторы активно искали диалога с публикой, нащупывали его вслепую, как любые пионеры. Поэтому ранние работы были достаточно просты. А вот работы, сделанные недавно, куда взрослее: это легко объясняется, ведь сейчас совсем другая публика, не такая, как 20 лет назад. Сегодня публика знает, что такое видеоарт, уже есть своя аудитория для подобных выставок. Художники продвинулись в деле поиска диалога с публикой, и, конечно, темы и интонации в этом диалоге уже совсем другие, нежели 20 с лишним лет назад.
— В России за пределами Москвы и Петербурга существуют какие-то «столицы» видеоарта? Какова вообще ситуация с ним в стране?
— Сегодня всё очень активно производится: художники, особенно молодые, занимаются искусством, и видеоарт выгоден им именно как средство, как реклама. Практически без каких-либо затрат ты можешь снять видео и отправить в интернет. Но главное преимущество видео в этом смысле — такое производство контента есть везде, не только в Москве или Питере. Понятно почему, по уже названной причине. Но проблема в другом.
Без поддержки такого рода ничего не получится. И другой момент: недостаточно посмотреть работы в интернете, важно их правильно показать. Интернет нужен, чтобы ознакомиться с художниками, но показывать работы необходимо в галереях и музеях, это очень важный и принципиальный момент.
— Рискну предположить: в Европе и вообще на Западе проблемы отсутствия дискуссии нет? Вам как итальянцу должно быть виднее.
— Самое большое отличие ситуаций в России и Европе — это именно возможность показывать работы. Например, в Перми живёт миллион человек, при этом здесь есть один большой музей современного искусства и максимум десять других площадок. И в других городах ситуация примерно такая же. Миллион человек! При таком количестве народа площадок должно быть не 10, а 50! Я из Италии. Возьмём маленький итальянский город, где живёт не миллион даже, а всего 100 000 человек. В таком итальянском городе существует минимум 20 галерей и арт-пространств, которые активно работают. Есть их поддержка со стороны государственных институций. Пермь должна иметь 50 галерей, каждой нужна своя концепция и свой ракурс. Для этого, конечно, было бы здорово получать больше грантов от различных организаций. Но главное — нужно писать, писать и писать об искусстве. Одних только каталогов той или иной выставки недостаточно, нужны книги, нужны независимые серьёзные исследования. Из которых было бы ясно, откуда и куда мы идём.
— А содержательное отличие есть? На Западе есть такие фигуры, как Мэтью Барни со сверхдорогими масштабными проектами, а русский видеоарт… Если посмотреть выставку-антологию, кажется, что почти весь он сделан кустарно, на коленке.
— Если Мэтью Барни захочет делать работу на коленке, потому что у него концепция такая, он возьмёт дешёвую камеру или мобильный телефон и сделает работу на коленке. Просто это Мэтью Барни. Хороший художник и сильные работы. Работы, которые он предлагает, стоят денег, потраченных на реализацию. Но далеко не всегда и не со всеми художниками происходит именно так. Проблема в данном случае не в деньгах и не в технических средствах. Проблема в амбициях и таланте художника. Я часто слышу, как художник говорит «Дайте мне миллион долларов, и я сделаю шедевр». Ему дают, а получается не шедевр, а чепуха. Если у него есть идея, то тогда нужно искать ресурсы для реализации. Всё это вовсе не означает, что работа стоимостью в миллион баксов круче, чем работа, сделанная на коленке. Но это, в свою очередь, тоже не значит, что художники должны быть бедными. Для настоящих художников их творчество — это их жизнь. Система в России пока не позволяет обустроить всё так, чтобы такие художники могли продавать достаточно работ или получать гранты, чтобы спокойно работать. Это беда.
— Каковы вообще жанровые границы видеоарта? В сети полно совершенно безумных, трешовых или просто необъяснимых видео, которые так и хочется обозвать чистым искусством. Но, во-первых, они сделаны не художниками, во-вторых, авторы сами редко осознают, что сделали хит для интернета.
— Тут речь идёт о художниках. Никто ведь не спорит, что только математики могут писать книги по математике, а художник не может писать книги о математике. Давайте условимся: то, что делают художники, мы назовём видеоартом. То, что делают другие люди, не художники… ну не знаю, давайте просто «работой» назовём. Если мы её выставляем, и критики признают её тем или иным образом — тогда её можно будет назвать искусством. Если, например, известный телеведущий сделал какую-то видеоработу, это не значит, что её следует причислять к искусству. И это можно аргументировать. Такая работа, скорее всего, не соответствует нескольким теоретическим принципам, которые, вопреки расхожему мнению, вполне себе существуют. Нельзя просто сказать «это не искусство», но аргументировать такую позицию можно.
Но даже им не стоит забывать, что современное искусство — это живое дело, и всегда нужно определённое время, чтобы сделать тот или иной вывод. Художник становится таковым только спустя годы. Мисс Россия — вот что на один год. А художник — это на всю жизнь, нельзя включить и выключить эту опцию в себе. Пианист должен всегда тренироваться, пианист не может оставаться на том же уровне мастерства, если у него был перерыв в несколько лет.
— Ещё из наблюдений: на выставке, где представлены лучшие работы за много лет, практически нет работ политической тематики. Видеоарт может быть политическим искусством или для жанра это не характерно?
— Искусство всегда было политическим в той или иной степени. В девяностые, когда была «шоковая терапия» и всё прочее, были несколько художников — [Олег] Кулик, [Александр] Бренер, [Анатолий] Осмоловский, — которые предлагали жёсткие акции, часто связанные с политикой. Кулик хотел создавать и практически создал партию, Бренер вызывал Ельцина на кулачный бой… Потому что это были такие времена. Жёсткие времена.
— А что касается непосредственно видео?
— Существуют видеоработы, которые можно считать открыто политическими, и каждую из них нужно обсудить отдельно. «Политическая» работа вовсе не обязана быть удачной и значимой.
При этом художники должны иметь право быть показанными. Запретить показывать работу, которая нарушает закон — ок, это нормально. К сожалению или к счастью, существует закон, с ним приходится считаться. Но нельзя, категорически, запрещать работу из-за какого-то абстрактного страха перед её автором и её потенциальным воздействием. Не знаю, почему в России так сильно боятся художников, это для меня загадка, ведь аудитория художника невелика и фактический резонанс тоже зачастую очень мал. Может, это такой психоз. Просто у нас принято считать, что «поэт в России больше, чем поэт», и художник соответственно. Часто хотят запретить работы, которые по содержанию даже не особенно относятся к искусству, и для всех было бы лучше, если бы выставка с ними тихо прошла и заслуженно забылась. Радикальная работа — далеко не всегда синоним сильной работы.
Читать также:
Сибирская видеонезависимость
На Международном фестивале независимого кино 2morrow, который проходит на этой неделе в Москве, покажут программу нового сибирского видео, составленную из фильмов новосибирских, красноярских, омских и кемеровских режиссёров. Познакомиться с фильмами и их авторами можно уже здесь и сейчас.
Утешение от примирения с ложью
Анатолий Осмоловский приехал в Сибирь и рассказал о тяжёлой жизни художника-активиста и о том, как продать увеличенные копии собственных ногтей за сотни тысяч долларов.
Пётр Белый: «Искусство не исчезает, оно просто растворяется»
Петербургский художник Пётр Белый выступил сам себе куратором и собрал выставку из собственных работ и работ отца — Семёна Белого. Гастрольные планы выставки пока не определены, но Иван Козлов уже расспросил Петра о судьбе художника в России, советском искусстве и вере в утопию.
