Текст: Рита Логинова
Фото: Фрол Подлесный
Родина, конечно, чхать хотела, но в Новосибирске спели о ней песню из трёх куплетов и одного рефрена. Спектакль «Песни о Родине», премьера которого состоялась в «Глобусе», стал не только самым приемлемым патриотическим высказыванием на местной сцене, но и частью борьбы за свободу творчества во всей, вероятно, стране.
Когда режиссёры Южаков, Егоров, Крикливый и продюсер Журавлёва анонсировали «Песни о Родине», стало радостно и легко, что не только мы с подвыпившими друзьями на новосибирской кухне исследуем русский менталитет и печёмся о судьбе Отечества, но и приличные, интеллигентные, а главное не старые ещё театральные режиссёры тоже думают в эту сторону. То есть нам на кухне делать это немножко стыдно, потому что никаких задач мы этим, конечно же, не решаем, и они, наверное, не решат, но если им не стыдно, то и нам, вроде как, можно продолжать в том же духе. Я пытаюсь нервно шутить, извините.
Было волнительно гадать, как три разных создателя приведут к одному знаменателю своё понимание Нашей Главной Проблемы или что они там собирались приводить. К премьере «Песен о Родине» я успела объяснить нескольким озадаченным людям, что авторы «альманаха театральных короткометражек» задумали, кажется, не ура-патриотичный лубок, а, как видно даже из выбора литературного материала, вполне себе критично настроенный по отношению к современной (и несовременной, то есть даже вневременной) российской действительности спектакль.
На пресс-конференции, предварявшей премьеру, Алексей Крикливый, Павел Южаков и Дмитрий Егоров говорили, что постановка не будет иметь отношения к политике и текущему дню (ну, это они так думали). Крикливый сразу сказал, что берётся за «Хрустальный мир» Пелевина, Южаков — за «Благое дело» Глуховского, один Егоров умолчал, что именно из прозы Майи Кучерской станет основой для его части трилогии, пояснив, что вопрос ещё решается.
Признаться, меня больше всего взволновала пара Крикливый-Пелевин. Двух таких до мозга костей интеллигентных, умных, ироничных, знающих себе и другим цену мужчин ещё поискать. От плода их совместного, если позволите, творчества ждёшь соразмерного качества мысли, чувства и внешнего вида. Совсем никаких ожиданий не было от союза артистов новосибирского «Первого театра» и рассказа Дмитрия Глуховского про честного милиционера. И, соответственно, трудно было ждать чего-то конкретного от Егорова, не зная прозаической основы. Можно было только предвзято подозревать, что он наделает шуму.
Сцена, уставленная пюпитрами, и мычащие артисты, которым всё не даются ноты одноимённой со спектаклем песни, перекрестье их теней, обрывки партитуры на заднике — всё элегантно, сдержанно и безнадёжно.
Экземпляр отечественного автопрома, на котором ездит честный милиционер Ломакин, представлен грохочущим цинковым ведром, и это в «Благом деле» по-настоящему смешно. Плюшевые ростовые костюмы зверей и насекомых в «Истории о православном Ёжике», которым позавидует любой выездной детсадовско-аниматорский балаган — это смешно уже чуть менее, потому что явно не просто так. Ну а уж звенящая пустотой обстановка «Хрустального мира» откровенно трагична, и только качели вверх-вниз рассекают сбитый в комок отчаяния воздух.
Южаков поставил первую треть спектакля, буквально опираясь на текстовое полотно, да что там, растекаясь по нему, зачитывая куски рассказа целиком. Сложно сказать, беспомощность это или уважение к первоисточнику, но текст увлекателен, и спектакль держит если не интересной актёрской игрой, то уж сюжетом точно. А молодые артисты «Первого театра» хороши своей свежей красотой и искренностью. Егор Овечкин в роли главного героя, Антона Ломакина, и вовсе отчаянно прост и понятен, а также и горяч. Кажется, как-то так и выглядит решившийся на честность человек, избежавший большого соблазна. «Глобусовский» Руслан Вяткин, который здесь играет зажравшегося, упивающегося властью коррумпированного начальника Ломакина, по своему руслановяткиновскому обыкновению хорош, рыж и чрезвычайно ярок, но на фоне коллег из соседнего театра, иногда переигрывающих, даже не кажется чрезмерным.
«История о православном Ёжике» из «Патерика» Майи Кучерской в книге, ей-богу, смешнее и спасительно короче, а у Егорова получилось длинновато и муторно, с момента, где на авансцену выходят звери. Но в разыгранных до этого школьных уроках христианского послушания и морали всё кристально чётко, ясно и жёстко. Три чёрных учителя выдают залу домашнее задание. Пересказ. Диктант. Диктат. Вопросы и задания после текста. Одобряете ли вы поведение ёжика и божьей коровки? Как вы поступили бы на месте ёжика? На месте белочки? Разыграйте историю в лицах. И Егоров, как злой кукловод, разыгрывает эту историю лицами томского ТЮЗа, прежде всего Владимиром Хвороновым и Ольгой Ульяновской, равно прекрасных в роли педагогов православной гимназии и ёжика/божьей коровки.
У Хворонова глаза диковатые и улыбка бесноватая, а ежовые (ежачьи?) пальцы его мелко перебирают ореховые чётки, на которые так наивно ведётся обречённая на гибель белочка. Ольга Ульяновская в прошлой жизни, очевидно, была высоконравственной училкой — так сочувственно она проводит время на сцене в этом образе. А когда переодевается в костюм божьей коровки, то ничего и не меняется в мимике и характере, только пятнышки на спине проступают. И два этих пренеприятных персонажа могли бы обидеть всякого, кто знает за собой лукавую упёртость, безнравственную принципиальность и прочие присущие недалёким фанатикам свойства, но боится себе в них признаться. Но самоироничных людей этим подтруниванием не проймёшь — тут уж ты либо про себя всё знаешь, либо на воре шапка горит. Ну, и погорела.
Уже просто пересказ первоисточника, как точный, так и извращённый, взвеял нездоровые вихри вокруг этой получасовой постановки. Журналисты с ума сошли от радости, получив возможность поставить заголовки, типа «Томский ТЮЗ утопил белочку во время крещения» или «Православный ёжик утопил белочку в Новосибирске», не особо разбираясь, кто, что и зачем ставит, в каком городе и по какому такому поводу. Сроду не ходившие в театры защитники нравственности и морали, которым всюду мерещатся разврат и сатанизм, клюнули на эти заголовки. На всякий случай они, наверное, нагуглили «Историю о православном Ёжике» и убедились, что она неоднозначно проповедует православные ценности, а что-то такое имеет в себе заковыристое. И на всякий случай решили накинуться на актуализаторов текста, опубликованного десять лет назад.
По крайней мере, «Тангейзер», настолько же взволновавший одуревшую от перспективы власти как бы православную общественность, на момент написания этой рецензии находится на рассмотрении мирового суда и следственного комитета*. Несложно предположить, что если не выразить солидарности оперному театру и Тимофею Кулябину, завтра эти же обвинители и ревнители исконно-посконного, которым только палец покажи — откусят, тиснут донос на принявший премьеру «Глобус» и всех причастных.
В заключительной части триптиха — пелевинском «Хрустальном мире» в интерпретации Алексея Крикливого — два молодых юнкера, Юрий Попович (Никита Сарычев) и Николай Муромцев (Никита Зайцев), охраняют подходы к Смольному накануне октябрьского переворота в 1917 году, «чтобы ни одна блядь не прошла». Художник Лемешонок ловко решил коней: красивые русские мальчики галопируют на качелях и летают на них, обсуждая цивилизационную теорию Шпенглера. Эти тонкие и славные богатыри, надежда России, образованные офицерики, ширяются эфедрином и валятся с коней, чтобы философия не была такой голословной, а ночь такой непроглядной, а потом, нюхнув кокаину, воспаряют над сценой.
Мыслители и наркоманы, честные в исполнении долга и безответственные в привычках, они случайно на отходняке пропускают мимо поста вождя великой революции, чтобы тот снёс им голову. Но этого мы уже не видим, а видим только, как у них срывает башню от любви к Родине. Зайцев вкладывает в своего героя столько нежности, но вот она-то как раз и не может устоять перед сокрушительной машиной времени. Роль Николая Муромцева в истории — это сгинуть в петербуржской метели, мелькнув в ней накокаиненной звездой.
Это всё есть и у Пелевина, но Крикливый подсветил текст так, что зал слепнет. И в обрушившейся на него темноте и тишине, когда уже и не звенит этот хрустальный мир, зритель кусает губы, пытается продышаться и думает, как это он так просрал Отечество, даже не постреляв.
Как бы то ни было, при всех перепадах вкуса и стиля, эта попытка спеть о Родине — достойный акт патриотизма. Но режиссёрам нужно было не обмазать мёдом, не полить дёгтем, а вместе посмеяться и поплакать над тем, что у нас есть плохого и хорошего, несправедливого и героического, страшного и весёлого. Это всё моё, родное, ага.
Читать также:
«Тангейзер», акт четвёртый, Сибирь-2015
Новая колонка Натальи Ласкиной — фактически открытое письмо к коллегам-искусствоведам — о том, почему защищать «Тангейзер» от нападок «православных активистов», митрополита и суда нужно даже тем, кто не любит Вагнера и Кулябина.
Несвобода слова
Рита Логинова посмотрела театральный хит этой осени — спектакль «Довлатов. Анекдоты» Дмитрия Егорова в театре «Красный факел». И написала текст, который оказался не рецензией на комедию, как можно было ожидать, а разговором про «вот это всё», которые так нужны в последнее время.
