Средние века уже начались

Текст: Наталья Муратова

«Трудно быть богом» А.Ю. Германа

Сценарий: Алексей Герман, Светлана Кармалита, Аркадий Стругацкий, Борис Стругацкий
Операторы: Владимир Ильин, Юрий Клименко
В ролях: Леонид Ярмольник, Юрий Цурило, Наталья Мотева, Александ Чутко, Евгений Герчаков, Александр Ильин, Пётр Меркурьев, Олег Ботев, Константин Быков, Юрий Думчев и другие.


Всем трудно, никто не виноват

Мы смотрим фильм Алексея Германа через год после смерти режиссёра. После премьерных показов в России название картины по мотивам одноимённой повести Стругацких широко варьируется в рецензиях: «трудно быть Германом», «трудно быть гением»… До этого была премьера в Риме и короткое эссе Умберто Эко о том, что трудно «быть зрителем в случае этого лютого фильма Германа». До этого фильм технически «доводили» со-сценарист, жена режиссёра Светлана Кармалита и его сын, режиссёр Алексей Герман-младший. Этому предшествовал четырнадцатилетний процесс работы над лентой с вынужденными простоями и болезнями режиссёра. До этого — переработка сценария. До него — экранизация повести немецким режиссёром Петером Фляйшманом в 1989 году, которой категорически остались недовольны Стругацкие. Начало работы над картиной под авторством Германа датируется 1968-м годом.

Зрители, пришедшие смотреть «Трудно быть богом», знают (или за последний год узнали) эту историю, перипетии её вполне в духе хроник нашего Арканара. До выхода фильм оброс массой подробностей и высказываний, превратился в легенду, практически стал мифом, стал главным фильмом мастера.

Это очень, очень драматично, потому что трудно быть мифом, то есть тем, что принципиально не может быть завершено. Сродни такому опыту, пожалуй, только «Шинель» Юрия Норштейна.

То, что картина завершена, причём завершена режиссёром (на встрече со зрителями в Новосибирске Светлана Кармалита отдельно заметила, что и окончательный монтаж, и озвучание сделал сам Герман), конечно, чудо, но главное здесь всё-таки слово «завершена», и, следовательно, являет собой художественное целое. Тех зрителей, кто ревностно относится к мифу, кто владеет контекстом, кто придёт увидеть доказательства того, что происходит «после разгрома университета», тех, кто знает о чём это, тех, кто пришёл, как благородный дон Румата, наблюдать, наверное, ждёт разочарование. Однако, «Трудно быть богом» — законченное авторское высказывание большого режиссёра и интересно оно как событие языка. Интересно. Надо смотреть.

Глаз преломляет свет

Средние века начались, мы это поняли. В фильме Германа раннее Средневековье началось сразу, стремительно и буквально. Аллегорическая реальность Северного Возрождения (сравнивать германовские кадры с полотнами великих мастеров стало уже общим местом) обрела плоть, задвигалась и закричала, задышала. Словно современный Вергилий, режиссёр почти за руку вводит зрителя из стерильной матрицы в эту реальность и оставляет там, сталкивает с ней нос к носу: почти всё снято крупными и средними планами, без перспективы — очень условно виден чешский замок, где происходили съёмки; только трижды даётся панорама.

Герой всё время хватает окружающих за носы, вот и нас тоже схватили, притянули, дали вдохнуть, и отнюдь не запах краски со старинной картины, но вонь и смрад воссозданного (это, разумеется, не реконструкция), проснувшегося (первая сцена — пробуждение Руматы) мира.

Более того, персонажи время от времени специально заглядывают в камеру, говорят что-то или долго, пристально смотрят.

В определённом смысле фильм нелинеен. Сюжетная канва присутствует, но совершенно оттеснена на периферию, стёрта, как стёрты практически все герои: они не действователи, не характеры, а только имена и тела. Даже кульминация сюжета, когда Румата из наблюдателя превращается в кровавого соучастника, замещена сценой символического превращения: вместо благородной стати рыцаря в доспехах бога показывается оборотень — в шкуре, на четвереньках, в шлеме с бычьими рогами, скрывающем лицо.

Событийность рассыпается на детали, тиражируется в этих невероятных типажах, чудовищных ликах, которые ещё не запечатлел Босх, в которых ещё не отражен Бог.

До спазмов ужаса узнаваемая реальность в предыдущих картинах Германа (когда вы смотрите, по выражению киноведа Ларисы Герсовой, «всей нервной системой») здесь имеет парадоксальную «декоративно-натуралистическую» природу.

Сравнение с живописью срабатывает не до конца, поскольку точные, живописно абсолютные фактуры совершенно лишены примет статичности: это именно плоть, она двигается, дрожит, истекает, разлагается, булькает, колышется и копошится.
В кадре всего очень много: лиц, предметов, движения. Камера настойчиво фиксирует самые неприглядные телесные проявления, вплоть до демонстрации расчленённых, распотрошённых тел. Рассыпанная, избыточная детальность не уплотняется даже в фигуре главного героя: Румата совершенно вмонтирован в этот мир, и именно поэтому он, вопреки сюжету повести, не возвращается домой — «Не, на Землю не поеду». Изображённой реальности подчёркнуто не достаёт фокуса, перспективы, композиции Возрождения. Несколько раз слышен выкрик «Леонардо!», однажды Румата иронично договаривает: «да Винчи». Но Леонардо тут нет, умники ничем не отличаются от остальных. Чтобы строить крылья, писать стихи и картины, нужно иметь Бога, а не наблюдателя-заместителя.

Рассуждая о фильме «Хрусталёв, машину!», Михаил Ямпольский отмечает невозможность преображения героя: «Несмотря на христологические намеки (правда, данные в извращённом, карнавальном виде), идеальный образ не складывается, стихия феноменального хаоса не преодолевается». В «Трудно быть богом» также не происходит одухотворения хаотической материи. Как известно, в концепции карнавальности Михаила Бахтина особое место уделяется циркуляции духа в телесном аспекте. Последняя картина Германа насыщена знаками такой циркуляции: в одной из первых сцен появляется грузный, шумно дышащий, не могущий продохнуть человек, во множестве кадров показаны виселицы, периодически появляются духовые инструменты, вначале и в финале Румата «выдувает» на странном кларнето-саксофоне «Караван» Дюка Эллингтона. Перевёрнутой ипостасью этой метафоры выступают и фиксация на прочищении каналов для циркуляции духа: это постоянные сморкания, плевки, дефекации и испражнения. Однако это карнавальный низ в отсутствии верха.

Неслучайно в последнем эпизоде сюжет духа закольцовывается: маленькая девочка обращает внимание на игру Руматы на своём инструменте («Тебе нравится эта музыка?») и заключает: «У меня от неё живот болит».

Не случается и просветления. Буквально ни разу не появляется солнце, на Арканаре всегда идёт дождь, обрамляют его серые снежные пейзажи. Очень важным, пожалуй, ключевым моментом в этом смысле является эпизод с «умником», который держит на ладони глазное яблоко: «Купите глаз. Глаз преломляет свет». Знаменательно, что эта реплика есть, видимо, единственное сообщение о «возрожденческом» открытии, настоящем «кинооткрытии» из области биофизики зрения. Глаз — система линз, эквивалент камеры, но вырванный, мёртвый глаз вряд ли что-то преломляет…


Читать также:


Умом «Самсару» не понять, или Клонированный мир
Филолог, специалист по кино и драме Наталья Муратова посмотрела фильм «Самсара» в кинотеатре «Победа» (где есть тот самый проектор 4К) и попыталась описать, что испытывает зритель, далёкий от культурологической наивности.


Без дураков
Режиссёр фильма «Борис Годунов» Владимир Мирзоев и продюсер Екатерина Мирзоева о российской культуре и политике, модернизации в головах, двоемыслии, Пушкине и Гоголе.


Жизнь растений
Режиссёр Николай Хомерики рассказал читателям Сибурбии о том, что людям поздно что-то объяснять, мир уже ничто не спасёт, а также немного про кино.


Жить чуть-чуть по-новому
После премьеры «Жить» Василий Сигарев рассказал «Сибурбии» о героях фильма, детских страхах и поэзии.


Добавить комментарий

Вы должны войти чтобы оставить комментарий

Siburbia © 2024 Все права защищены

.